Серийный маньяк Максим Петров, известный как Доктор Смерть (убивал своих пациентов, делая им смертельные инъекции), скончался в колонии для пожизненно осужденных от рака головного мозга. Так уверяет нас документальный фильм из цикла «Криминальная Россия».
На самом деле Петров жив. Более того, он очень недоволен тем, что его «похоронили досрочно».
За решеткой убийца, слава богу, лишен возможности врачебной практики, о которой всю жизнь мечтал. Петров следит за медицинскими новостями, выступил против эвтаназии (в последнее время о ее введении во многих странах идут особенно горячие споры).
Доктор Смерть делает шокирующие признания о том, что его толкнуло на убийства, и выражает соболезнования... нет, не родным своих жертв, а тому парню, которого по фото ошибочно до сих пор принимают за настоящего врача-убийцу.
«Серийный убийца звучит привычнее, чем маньяк»
Максим Петров не единственный, кто получил прозвище Доктор Смерть в XX веке. До него так называли, к примеру, нацистского медика Ариберта Хайма, проводящего чудовищные эксперименты над заключенными в концентрационных лагерях. Но вот так, чтобы «без войны и без идеи» давший клятву Гиппократа убивал десятки людей... Здесь у Петрова только один «конкурент» — британский врач-маньяк Гарольд Шипман.
У Петрова и Шипмана даже способ убийств был один: путем введения инъекций. Мотив, как оказалось, у обоих тоже одинаковый — корыстный. Официально Петрову вменили 11 убийств, Шипману — 15. Но неофициально Петрова подозревали в сотнях, а Шипман сам признался сокамернику (кстати, тот потом скончался при загадочных обстоятельствах) в 508. И тот и другой получили пожизненные сроки.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»:
Гарольд Шипман — врач общей практики, работал участковым доктором. Совершал свои убийства в период с 1975 по 1998 годы в пригороде Манчестера (Великобритания). Его жертвами были в основном пожилые люди, проживавшие на его участке (в основном женщины-пенсионерки). Преступления он совершал у них дома, когда проводил обход. Шипман вкалывал им смертельную дозу морфия и наблюдал за их смертью. Из дома он забирал сувениры и деньги, а позже стал подделывать завещания некоторых убитых стариков.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»:
Максим Петров — врач-педиатр, работал на Станции скорой помощи. Совершал преступления с 1997 по 2000 годы в Санкт-Петербурге. Петров заходил в дома к пожилым пациентам (в основном женщинам), которые недавно сделали флюорографию (список взял в поликлинике). Врач измерял артериальное давление, а потом делал укол, от которого пациент терял сознание. Петров покидал место преступления, забирая деньги и даже продукты (к примеру, чай). От его действий погибли 11 человек, десятки пострадали.
Шипман покончил с собой в возрасте 57 лет в Уэйкфилдской тюрьме, а Петрову сейчас 53, и он жив-здоров вопреки любым фильмам и слухам. Вот он, передо мной, в комнате психолога колонии «Белый лебедь» (Соликамск, Пермский край).
Правильная речь, приятный голос и совершенно логичные (хоть и скупые) ответы. Но какой безумный взгляд! Как кто-то из психиатров сказал: то, что видишь, не совпадает с тем, что слышишь. Если бы старики, к которым Петров приходил домой, смотрели ему в глаза, прежде чем позволять сделать себе укол... Но зрение у пожилых пациентов слабое, а некоторые и вовсе были незрячие. А у меня от его взгляда мурашки...
— Здравствуйте, Максим Владимирович, вижу вас в добром здравии... Хотя СМИ вас давно похоронили.
— Да уж, бывает. А я на самом деле старожил колонии, 15 лет тут уже. За это время многое поменялось. Порядок лучше стал, и кормят теперь прилично.
— Если кому-то из сокамерников плохо будет, сможете сами помочь?
— Нет. Ну, во-первых, у меня нет медикаментов. Во-вторых, это здесь категорически запрещено (меня сразу накажут, поместят в карцер и т.д.).
А медицинские знания, конечно, остались. Я ведь окончил педиатрический институт, у меня богатая практика оказания медпомощи.
— Скучаете по работе врачом?
— Да, бывает. Но какой-то сильной тоски нет.
— По чему больше скучаете: по общению с пациентами или лекарствам?
— По оказанию помощи людям.
— Жутковато слышать это от вас — врача, «благодаря» которому люди не излечивались, а умирали. Вас даже прозвали Доктор Смерть. Как вам такое прозвище?
— Неприятное, мне не нравится.
— Некоторые психиатры настаивают, что почти все маньяки имеют психические отклонения.
— Есть такое.
— А у вас? Думаете, что-то было?
— Да. Но мне не нравится слово «маньяк». Бывает, что так меня называют, но это не юридическое понятие. И само слово неприятное.
— Серийный убийца звучит лучше, чем маньяк?
— Привычнее.
— И с чем были связаны ваши отклонения в психике? Вы насилию в детстве не подвергались? Вас избивали?
— Нет.
— Собак, кошек не убивали?
— Такого тоже нет. Я прошел все судебно-психиатрические экспертизы, но сам так и не понял причины. Мне всегда было неприятно видеть сцены жестокости.
«Врачи меня понимали, но не оправдывали»
— С чего все началось?
— Нужны были деньги. Мотив моих преступлений всегда был один — корыстный.
— Не потому, что приятно видеть умирающую жертву?
— Нет, нет.
— Не потому, что избавляли стариков от каких-то мук?
— Нет. Говорю же, исключительно корыстный мотив. Все мои 46 эпизодов из-за денег. Хотя доходы были несерьезные, иногда всего сотня рублей. Пара эпизодов есть — там вообще ничего.
— А вы что, с самого начала не видели, что живет человек бедно, что у него ничего нет?
— Ну да, видел, конечно. Но всегда была надежда, что люди что-то прячут, скрывают. Старики могут жить бедно, а откладывать при этом куда-нибудь в кадушку… Если бы можно сейчас все изменить, я бы ни за что не пошел в медицину. Занялся бы торговлей. Видите, медицина денег не приносит. Точнее, не приносила. В последнее время очень сильно подняли зарплату медикам. Моя бывшая жена тоже врач, она сейчас получает прилично. Но в то время такого не было. В те годы врачи были в постоянной нужде. Вопрос стоял о выживании.
— А что, совсем не было у вас в доме еды, одежды? Вам отключали за неуплату электроэнергию?
— Нет, конечно, электроэнергию не отключали, и одежда была. Еды не было. Зарплату не платили месяцами. А у нас дети уже тогда были.
— Вы приходили домой, а детей реально было нечем кормить?
— Скажем так: угроза таких моментов была. Раньше врачи были в плачевнейшем состоянии, и это ужасно. Если бы тогда было как сейчас, я бы, наверное, не совершил всего того.
Я всем делал одинаковые уколы, но не все умирали, многие выжили. Видимо, индивидуальные особенности так подействовали или доза была недостаточной…
«Шприцем убивать удобнее»
— Почему вы выбрали инъекции как способ убийства?
— Наверное, самый удобный способ.
— Может, еще исходили из того, чтоб не мучились эти ваши пациенты?
— Если в таком аспекте рассуждать, ну да, может быть. Хотя я, если откровенно, не задумывался,
— Вы искали жертв среди тех, кто сделал флюорографию. Как получали эти списки?
— Вы тоже (даже не будучи врачом) можете при желании раздобыть такой перечень, поверьте. А вообще вот что вам скажу важное. Сейчас в Интернете можно любую базу людей с медицинскими диагнозами купить. Это чревато плохими последствиями. Так сказать, предупреждаю.
Что касается меня, я брал список сделавших флюорографию, потому что там не только фамилии и возраст, но и адреса.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»:
Петров, отправляясь на место совершения преступления, всегда надевал очки в качестве маскировки. У него самого со зрением было все нормально, стекла в очках — с простыми диоптриями. Отпечатков пальцев он тоже не оставлял, потому что всегда орудовал в медицинских перчатках.
— Так сложилось, что все они были пожилые...
— Да, так вышло. В обществе относятся к старым людям как к людям второго сорта, потому что они вроде как пожили уже и их не жалко… Молодых убивать сложнее со всех точек зрения. Так что это тоже играло роль.
—А сейчас, когда вы сами уже постарели, вам не жалко убиенных стариков?
— Конечно, жалко. Но мне эти старики не снятся. Треть из них, к слову, были мужчины, остальные женщины. Не специально выбирал по половому признаку. Видимо, тоже так сложилось.
— Разве это не потому, что женщина меньше способна дать отпор?
— Нет. Никто не попытался даже мне сопротивляться.
— Я знаю, что вы в своем последнем слове в суде отказались от всех показаний, кроме того, что по поддельному документу участника боевых действий ездили в общественном транспорте. Получается, что вы вину так и не признали?
— Не признал первоначально в суде, а потом признал по каким-то эпизодам. Там есть чужое.
— Не все 46 эпизодов ваши? А вы сами сколько себе бы вменили?
— Может, даже больше. Но просто из этих какие-то не мои, а какие-то вообще не прозвучали.
— А вот если бы вы сами себя судили — какой бы срок себе дали, такой же пожизненный или все-таки конкретный?
— Конечно, я сторонник конкретного срока, даже если он большой, огромный. Он, по крайней мере, имеет конец. Я бы себе дал 30 лет.
— В операции по вашей поимке участвовало 700 сотрудников правоохранительных органов. Тут вы своего рода рекордсмен. Как думаете, почему столько сил было брошено на вас?
— Это было социально значимое дело, на контроле у руководителей страны стояло. Почему так долго ловили при этом — у них спросите.
СПРАВКА «МК»:
В свое время (сразу после ареста) наш спецкор Марина Гриднева прошлась по следам «боевой славы» Максима Петрова, побывала на подстанции скорой помощи №5, где он работал. Коллеги считали его одним из самых ценных работников, за все время он получил только один выговор с формулировкой «за опоздание». По словам врачей, единственное, что настораживало: он никогда не оставался на подработки. «Зарплата-то у нас маленькая — полторы тысячи, — рассказывали врачи. — Все обычно работают сверх смены на 1,5–2 ставки. А он никогда не подрабатывал. А когда его спрашивали, он отшучивался: мол, мне на жизнь хватает. Все понимали, что с такой зарплатой жену и двоих детей не прокормить».
«Эвтаназию можно использовать в корыстных целях»
— Кто-то писал, что вы якобы по сути занимались эвтаназией — убивали тех, кто страдал из-за возраста и болезней.
— Это неправда.
— Как вы вообще относитесь к эвтаназии?
— Отрицательно. Потому что это можно использовать в корыстных целях.
— Как, например? Допустим, у человека рак в последней стадии. Если бы у нас была разрешена эвтаназия, он бы письменно попросил сделать ему укол. В чем корысть-то?
— Можно ввести его в заблуждение. Сказать ему, что он как будто бы умирает, а на самом деле не умирает… Но вообще если это воля человека, препятствовать нелепо, но и исполнять ее неправильно.
— А вот если бы, не дай бог, у вас была бы смертельная болезнь, вы бы согласились на такую инъекцию?
— Вряд ли.
— Уколов боитесь?
— Нет, не боюсь. Если заболею и придет врач, то дам уколоть себя. Но в шприце не должно быть смертельной дозы.
— Потому что обрывать жизнь — грех? Вы неверующий человек?
— Я неверующий. Атеист. Но не согласился бы на инъекцию, потому что вдруг…
Пауза.
А вдруг шанс на жизнь все-таки есть?! К смертной казни отношусь тоже отрицательно по этой причине.
— В свое время в Америке было несколько вариантов смертной казни. И один из них — как раз с помощью инъекции. Считалось, что она более безболезненная, чем любая другая, включая «электрический стул».
— А вот это совершенно верно.
— Через 10 лет вам будет 63 и подойдет время для УДО.
— Может быть, доживу. (Смеется.)
— Ну а почему может быть? У вас же тяжелых заболеваний нет.
— Это хорошо. Но в нашей жизни бывает так, что лег вечером, наутро не проснулся.
— Ваши сокамерники умирали так?
— Нет, при мне не умирали.
— Я думала, вдруг вы насмотрелись…
— Наслушался.
Вообще, хотелось бы больше всего, чтобы заработал закон об УДО. Сейчас людей не отпускают по истечении 25-летнего срока.
— Если вас выпустят, чем займетесь?
— Не медициной точно. Стал бы дворником. Спокойная профессия для стариков.
«Меня похоронили, чтобы людей успокоить»
— Европейский суд по правам человека назначил вам компенсацию за плохие условия содержания?
— Да, правда. Это было в 2012 году и касалось двух моментов: условий содержания в старом питерском СИЗО «Кресты» и разглашения материалов следствия корреспонденту (это было сделано перед судом, так что сложилось мнение у суда заранее). Такое решение ЕСПЧ могло бы привести к отмене приговора и пересмотру дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
— А почему не пересмотрели?
— Верховный суд РФ отказал. Но деньги по иску в ЕСПЧ выплатили сразу. 15 тысяч евро лично мне, еще 1350 — адвокату.
— Хорошая сумма, чтоб потратить на тюремный ларек. А посылки никто не присылает?
— Родные присылают. Мама скончалась, сестра помогает. А жена? Развелись через семь лет (она долго держалась), но отношения остались нормальные.
— Максим Владимирович, смотрели документальный фильм из серии «Криминальная Россия» про себя?
— Я сам не смотрел, нам тут такие фильмы не показывают (в колонии не разрешен просмотр криминальных новостей, лент, любых программ и фильмов, вызывающих агрессию. — Авт.). Но родственники смотрели, и неприятные ощущения он у них вызвал. Рассказывали мне, что нехороший фильм.
— В этом фильме утверждают, что вы скончались в 2007 году. Причем там даже сказано, от чего — от сердечного приступа. Якобы он, в свою очередь, был спровоцирован раком головного мозга.
— Не дождутся. (Смеется.)
— Ну а почему они так придумали?
— Не знаю. Рака у меня нет, и вообще какой-то тяжелой болезни. Сердце не болит пока. У меня повышенное давление.
А на вопрос, зачем они это сделали в фильме, отвечу так: чтобы успокоить людей, погасить в них запал.
— А вы думаете, многие бы хотели вам отомстить?
— Может быть. Но писем с угрозами мне сюда никто не писал, никто с момента ареста на меня не нападал. А создатели фильма обо мне сюда не приезжали, сняли исключительно по следам событий, находя тех правоохранителей, которые могли лишнее рассказать.
— Не знаю, удастся ли вам посмотреть этот фильм...
— Ничего страшного, если не удастся.
— А шоу «Дом-2» смотрите?
— Тут не показывают такого.
— Не так давно в одном из участников этого шоу узнали... вас! Потом писали, что он в свое время сыграл вашу роль в том документальном фильме, и сейчас его путают с вами.
— Сочувствую.
— Вы знаете, некоторые вам определяют довольно «почетное» место среди российских маньяков (на первом месте там стоит Чикатило). Вот к этой всей градации как относитесь? На какую позицию в рейтинге бы себя поставили?
— Нехорошо отношусь к таким рейтингам. И у нас такого нет — когда между собой хвалятся «подвигами».
— Я общалась с битцевским маньяком, он на самом деле очень переживал, что его кто-то обошел по количеству жертв и «подвигов».
— Я с такими стараюсь не общаться. Между собой никто из осужденных в «Белом лебеде», насколько я знаю, не хвалится преступлениями.
