С первых дней ленкомовской эпопеи Марка Захарова над ним нависла тень КГБ. Бдительные товарищи с Лубянки скрупулезнейшим образом контролировали обуреваемого «идеологически опасными» планами нового главного режиссера и без того не самого благонадежного московского театра. О некоторых эпизодах из того далекого уже советского времени «МК» рассказал ветеран 5-го «идеологического» управления Комитета госбезопасности полковник в отставке Дмитрий Ковалев.
Как Казанская Богоматерь защитила «Юнону» и «Авось»
Начало 1970-х. Самые «матерые» времена построения в СССР развитого социализма.
Встречаются два — как теперь уже никто не сомневается — великих человека: Марк Захаров и Андрей Вознесенский. Их объединила идея создать советскую рок-оперу. Сценарий, стихи были готовы достаточно быстро, композитор Алексей Рыбников написал великолепную музыку... Теперь надо записывать «Юнону» и «Авось» на студии грамзаписи «Мелодия». Но легализовать созданное произведение никак не удается: чиновники от культуры не присваивают государственный регистрационный номер новой рок-опере. (Само это словосочетание тогда в Советской России вызывало в руководящих инстанциях неприятные подозрения в «подрывном влиянии буржуазной идеологии».) А без номера и речи не может быть о записи на «Мелодии». Но ленкомовцы схитрили: записывались по ночам. Пользуясь своей сценической и экранной популярностью, актеры уговорили пожарных, дежуривших на студии грамзаписи, пропускать их в здание поздно вечером, закрывать изнутри и выпускать ранним утром. Такая конспирация сработала, даже наш комитет ничего не знал…
Наконец первый (в закрытом режиме, естественно!) предварительный показ оперы в Курчатовском ДК. На этом прогоне побывал сам Пьер Карден, который после спектакля бросил одну фразу: «Я это беру и приглашаю всю труппу в Париж».
Возникала пикантная ситуация с международным оттенком: «экспортная» рок-опера есть, но она пока что является фактически нелегальной! Чтобы разрулить эту вопиющую ситуацию, председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов бросил «в прорыв» «главную артиллерию» — начальника нашего 5-го управления генерала Филиппа Денисовича Бобкова. Тот поступил просто: встретился с представителями Минкульта.
— У вас конкретные претензии к опере «Юнона» и «Авось» есть?
— Нет.
— Вам что-то в ней не нравится? Все плохо? Но, может быть, есть и позитивные моменты?
Встает «инспектор» профильного минкультовского управления и докладывает генералу:
— Нам понравилось, как отражен образ (тут чиновник начинает судорожно листать свой блокнот)… образ… Казанской Богоматери».
Бобков: — Вот видите. Значит, отпускаем «Ленком» в Париж!»
Сухой голос из зала:
— Только чтобы никаких встреч с Любимовым! (Опальный главреж Таганки тогда жил за границей.)
Бобков: — За это можете не волноваться.
В итоге «Ленком» повез этот свой новый музыкальный спектакль во Францию, где «Юнону» и «Авось» ожидал шумный успех.
...И в первый же свой парижский вечер исполнитель главной роли Николай Караченцов гулял с Юрием Любимовым по ночной французской столице!
Впрочем, это отнюдь не означает, что во время пребывания за бугром артисты и их руководитель оставались без соответствующего «догляда».
Чекистская профилактика
Естественно, во время зарубежных гастролей театральную труппу сопровождал входивший в нее товарищ в штатском. Он зорко следил за поведением и моральным обликом своих подопечных ленкомовцев. Порой даже пытался предпринять упреждающие профилактические меры.
Вот о каком эпизоде вспоминал впоследствии сам Марк Захаров.
В один из вечеров, после спектакля, к нему в номер постучали. За дверью стоял упомянутый выше товарищ в штатском, который строго приложил палец к губам, правым глазом указал на потолок, а левым — на выход в коридор и быстро приказал:
— Собирайтесь! Жду вас в холле! Надо поговорить.
В холле на первом этаже повторилась та же картина. «Куратор» показал глазами на выход и коротко бросил:
— Жду на улице.
Оказавшись на мостовых ночного Парижа, Захаров еле поспевал за своим наставником.
Наконец, он решил поинтересоваться:
— Мы что, будем работать на пленэре? Как барбизонцы?
Шутка товарищу сопровождающему не понравилась, и он сразу перешел к делу:
— Марк Анатольевич! К нам поступают данные, что спецслужбы противника уделяют большое внимание гастролям вашего театра во Франции. Возможны провокации...
— Да? — искренне удивился режиссер. — Но мне об этом ничего не известно…
— В этой связи вам надо усилить контроль за членами труппы. Особенно из числа секретоносителей…
— ...Тут мне реально стало плохо… — признавался потом, вспоминая об этой истории, Захаров.
Только через минуту он смог выдавить из себя:
— Но я даже не предполагал, что среди артистов и обслуживающего персонала «Ленкома» есть лица, допущенные к сведениям, составляющим государственную тайну, которые…
Договорить главному режиссеру театра товарищ в штатском не дал и строго поставил задачу:
— Тем более надо усилить за ними наблюдение!
...И с этими словами он скрылся в ближайших кустах Барбизонского леса.
Марк Анатольевич еще долго ходил потом в задумчивости по Елисейским Полям. Размышлял о специфике действий вражеских спецслужб, направленных в среду советской творческой интеллигенции.
Так ни к каким рациональным выводам он тогда и не пришел. И только спустя много лет рассказал про этот случай со свойственным ему тонким юмором и манерой опускать левый уголочек губ вниз.
А что же «куратор» с Лубянки?
Он, как и положено, после командировки в Париж составил отчет, где в красках расписал в том числе и то, как он инструктировал руководителя «Ленкома» ночью в кустах на Елисейских Полях.
Доклад попал на стол начальнику 5-го управления генералу Бобкову. Больше этот бдительный оперуполномоченный за границу не выезжал. Даже в Болгарию!
А Филипп Денисович при первом же удобном случае извинился перед Марком Анатольевичем за своего нерадивого подчиненного. Посмеялись вместе…
"Читайте онлайн-трансляцию с церемонии прощание в "Ленкоме"
Смотрите фоторепортаж по теме:
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
