Удостоенный телепремии «Эмми» в 10 номинациях, включая «Лучший мини-сериал», он принес награду режиссеру Йохану Ренку, прежде трудившемуся на проектах класса «Ходячих мертвецов». Отмечен и сценарист Крэйг Мэйзин, в послужном списке которого — «Поймай толстуху, если сможешь», «Мальчишник-2». Свою награду за «Чернобыль» он посвятил тем, кто пожертвовал собой ради спасения других на Чернобыльской АЭС, произнеся по-русски: «Вечная память».
Авторы сериала воссоздали хронику событий с ночи 26 апреля 1986 года, когда на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел взрыв, разрушивший реактор. Британский актер Джаред Харрис, известный по картине «Шерлок Холмс: Игра теней» Гая Ричи, сериалам «Безумцы» и «Корона», в роли советского физика-ядерщика Валерия Легасова одним из первых осознает масштаб трагедии. Именно он руководил ликвидацией последствий аварии, а в день двухлетней годовщины Чернобыля добровольно ушел из жизни. Одна из лучших ролей — у любимого актера Ларса фон Триера Стеллана Скарсгарда («Девушка с татуировкой дракона», «Меланхолия»). Он сыграл зампреда Совмина СССР, министра нефтяной и газовой промышленности Бориса Щербину, назначенного Кремлем руководителем комиссии по ликвидации. Оскаровская номинантка Эмили Уотсон, снимавшаяся в «Рассекая волны» у Триера, сыграла вымышленную героиню Ульяну Хомюк — физика-ядерщика из Минского института ядерной энергетики, пытающуюся раскрыть причину трагедии. Все они приезжали в Литву на Игналинскую АЭС, где проходили съемки «Чернобыля». Сериал снят в 2018 году за 16 недель, и большая часть работы пришлась на литовский Висагинас и Игналинскую атомную электростанцию, которую после чернобыльской трагедии ждала печальная судьба. Реакторы там примерно того же образца, как на ЧАЭС, хотя ИАЭС считалась одной из самых безопасных. Строительство ее третьего блока прекратилось в 1988 году. К тому же закрытие АЭС стало условием присоединения Литвы к Евросоюзу. Теперь висагинцы называют все произошедшее крупнейшим просчетом переговорщиков, лишившим страну энергетической независимости. В пример приводят Словакию, принятую в Евросоюз и отстоявшую свою АЭС.
Первый блок, где снимался «Чернобыль», остановили в 2004 году, второй — в 2009-м. Ведутся работы по деактивации, и к 2038 году планируется ИАЭС окончательно демонтировать, хотя специалисты настроены скептически. В настоящее время ведется строительство могильника для «короткоживущих очень низкоактивных отходов». Все работы финансируются в рамках Игналинской программы Европейского союза.
Во время съемок фильма при въезде на территорию станции установили указатель «Чернобыльская АЭС», вызывавший трепет у сотрудников станции и местных жителей. Работали кинематографисты на площадке чуть больше недели, но подготовка была основательной и долгой.
Сразу после выхода сериала резко возрос интерес к Игналинской АЭС. Люди со всего мира — от Японии и Австралии до Германии, Италии и Литвы записываются и записываются на экскурсии. В конце октября, когда там побывала обозреватель «МК», все было расписано по март включительно. Электронная очередь, как на «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи в Милане. Говорят, что и в Припяти индустриальный туризм возрос в пять раз. В Дубровнике, где в 2013 году снималась «Игра престолов», начался бум. Предприимчивые люди тут же организовали квесты, магазины пополнились атрибутикой популярного сериала.
В Камбодже, где не такой активный туризм, проводят экскурсии по местам боевой славы Анджелины Джоли. Древний кхмерский храм XIII века, словно прошитый корнями фикусов, называют храмом актрисы. Не столько из-за роли Лары Крофт — расхитительницы гробниц, сколько за другие деяния. Джоли усыновила камбоджийского мальчика, написала книгу о Камбодже, сняла фильм «Сначала они убили моего отца» и теперь там подобна святой.
Еще в 2007 году обозревателю «МК» довелось побывать на Игналинской АЭС, тогда еще действующей. Никаких особых мер безопасности для посетителей не было. Теперь, прежде чем пройти через контрольно-пропускной пункт (строго по паспортам), заходим в столовую, где обедала съемочная группа сериала «Чернобыль». В меню есть даже мексиканский острый суп, но советский дух витает в воздухе. Местный буфет славится выпечкой, кренделями, напоминающими о кулинарных изысках застойных лет.
С компанией молодых литовских ребят людей отправляемся дальше. Посетителей пропускают строго в составе группы, численность которой не должна превышать 15 человек. Доступ на АЭС открыт дважды в день. Путешествие длится три часа, и треть времени уходит на переодевание.
Всем, включая сотрудников ИАЭС, положено раздеваться до нижнего белья, получить комплект исподнего — тонкие белые брюки и рубашку (обязательно заправляется в брюки), белые носки. Надев всю эту амуницию, а также резиновые шлепанцы, следуем в следующее помещение. Там выдают очередную партию белых одежд — плотную куртку и брюки. Кто боится замерзнуть — надевает синий жилет. На стеллажах — синие и оранжевые каски — на выбор. Но прежде следует надеть белую шапочку, напоминающую униформу медицинских работников или кондитеров. На руки в обязательном порядке надеваются перчатки. В карман можно положить респиратор, который, впрочем, используется наряду со специальными очками по желанию клиента. Резиновые шлепанцы меняем на боты. И вперед! Процесс экипировки доставляет особую радость посетителям и воспринимается как часть игры. Но для тех, кто продолжает трудиться на ИАЭС, это не квест, а будни. Правда, мы не встретили сотрудников в очках и респираторах, но белую униформу они каждый день надевают и не по одному разу. Отправляясь в столовую за пределы пропускного пункта, все надо снять, а вернувшись — вновь надеть.
Нас ведут на второй блок. «Чернобыль» снимался в первом, но они идентичны. Просто первый блок частично демонтирован. Проходим в так называемую контролируемую зону. Реактор напоминает космический объект. Какой-то «Солярис». Стоим на уснувшем на века реакторе, словно начищенном до блеска. 1 таблетка урана, как выясняется, равна 17 тоннам угля, а дееспособность АЭС сравнима по мощи с 21-й атомной бомбой. Следующий пункт назначения и место съемок — блок управления, оборудованной техникой образца 1980-х.
Сотрудник станции в такой же белой шапочке, какие надевают посетители под каски, подтверждает: клавиатура, телефоны, все оборудование 1983–1985 годов. Это теперь они смотрятся как ретро, а когда-то соответствовали самым высоким требованиям. Многие сотрудники, продолжающие здесь работать, жили или учились в Москве. Теперь высококлассные специалисты оказались не у дел. Более других объектов поражает апокалиптический турбинный зал. Эта бескрайняя махина красноречиво напоминает о смерти ИАЭС: груды металла, превратившегося в отходы, полное безлюдье.
Александрас Рубиновас: «Разрешение поехать в Чернобыль мы получили с трудом»
Актер, режиссер, доцент Каунасской музыкальной академии Александрас Рубиновас приехал в эти дни в Висагинас как член жюри фестиваля моноспектаклей «Atspindys». В 1986 году, вскоре после трагедии на Чернобыльской АЭС, он отправился туда, чтобы поддержать людей, участвовавших в спасательной операции.
— Вы были актером Камерного театра в Каунасе, когда произошла авария в Чернобыле. Поехали туда по порыву души или по разнарядке?
— Это был порыв души. После аварии, когда уже началась ликвидация, мы сразу подали заявку в комитет комсомола, через который тогда все шло. Страха не было.
— Все вы были молоды...
— Да, но руководитель театра — мой отец — был уже в возрасте. Нам хотелось внести свою лепту и помочь ликвидаторам. Мы подготовили специальную программу минут на 40–50: этюды, смешные сценки — в основном без слов, чтобы можно было их показывать не только литовцам. Разрешение получили с большим трудом и поехали в Чернобыль только в январе 1987 года, хотя заявку подали сразу после аварии — в мае, может быть, в июне. Если бы не теперешний министр иностранных дел Литвы Римас Линкявичус, который тогда был комсомольским работником, ничего бы не получилось. Он нам помог. Наверное, тогда все шло через Москву.
— Вас куда-то вызывали, установки не давали?
— Нет. Конечно, программу надо было куда-то отправлять на согласование. Тогда все утверждали. Но в Литве это было проще, чем в России. Весь наш коллектив добровольно принял решение ехать в Чернобыль, никто не отказался, хотя доходили слухи, что люди там умирают. Одна девушка, только окончившая медицинский институт и уже начавшая работать врачом, попросилась с нами, хотела на месте поговорить с врачами и узнать, что такое радиация. Приехав, сразу же пошла в медчасть, расспрашивала там врачей. А они ей ответили: «Мы ничего вам сказать не можем, сами ничего не знаем». «Они ничего не знают о симптомах, о том, как лечить», — рассказывала потом нам. Нас оберегали. Мы жили в Киеве. Рано утром приезжал автобус и вез нас в зону. Каждый раз при выезде его замеряли, мыли. Мы из него не выходили.
— Одежду вам выдавали?
— Нет. Мы были в своей одежде. Водитель каждый раз боялся, что автобус не выпустят из зоны. Если машина набирала какую-то радиоактивную дозу, ее бросали на обочине. Такие машины мы видели. На пути стояли люди в скафандрах с какими-то агрегатами. Нам не позволяли выходить из машины. Была зима, снег. Как-то, находясь в зоне, мы попросили водителя остановиться по туалетным нуждам. Он очень не хотел это делать, но в итоге пожалел нас, но предупредил: «С дороги ни на метр не уходить! Справляйте нужду у автобуса».
— Где вы выступали?
— В клубах, по разным отрядам, не знаю точно, как они назывались у ликвидаторов, в столовых. Никакой сцены не было. Все на ходу строилось. Не было специального света и звука. Ликвидаторы приходили на обед или ужин со смены. Помню, уставших, недовольных людей, а потом вдруг разносилось: «Идите скорее! Здесь такое показывают!».
— То есть это было кому-то нужно?
— Им это очень было нужно. Нашими зрителями были в основном отряды литовцев, но приходили и другие. Мы ездили в течение двух недель, давали по два-три-четыре концерта за вечер, иногда выступали глубокой ночью. Что-то возникало спонтанно: «А давайте поедем еще и туда! Там люди хотят, чтобы был концерт».
— Литовцев массово направляли в Чернобыль?
— Вызывали на сборы тех, кто когда-то служил и отправляли. После аварии и нашей революции 1991 года бывшие ликвидаторы-чернобыльцы каждый год собирались в Каунасе на слиянии двух рек. На площади проходил концерт. Я там бывал несколько раз. Меня узнавали, благодарили. Встретив на улице, вспоминали, какой радостью был наш приезд. С каждым годом этих людей становилось все меньше, а ведь были они молодыми. Многие умерли.
— На концерты приходили только ликвидаторы или же были и местные жители?
— Местных жителей не было. Мы их не видели. Не раз проезжали через Чернобыль в сопровождении украинских комсомольских работников. Один из них — Сергей, был из Припяти. Он, как это показано в сериале «Чернобыль», видел аварию своими глазами, стоя на мосту или где-то рядом. По заключению врачей ему оставалось жить максимум месяц. Наверняка, его давно нет. Он нас сопровождал, хотя ему вообще было нельзя получить ни микрорентгена. Это уже смерть! А он говорил: «Какая разница!».
— Никакой паники?
— Никакой. Такой красивый, светлый парень с улыбкой! Я сейчас о нем рассказываю, и у меня дрожь по телу. Чернобыль выглядел мрачно: оставленные заколоченные и не заколоченные дома, многие разграблены. Мародерство было страшное. Нас предупреждали: «Не покупайте ничего из того, что вам будут предлагать — часы, аппаратуру, магнитофоны». Даже некоторые ликвидаторы забирали то, что находили, пытались продать. А очаг радиации такой, что страшно. Но нам никто ничего не предлагал. Как сейчас помню, красный транспарант в Чернобыле: «Мирный атом — в каждый дом». Мой отец, увидев его, засмеялся. Сопровождавшие удивились, поскольку лозунг-то правильный. Но в тот момент он звучал совершенно по-другому. В сериале «Чернобыль» есть что-то похожее. Мы очень хотели попасть на саму станцию, вели переговоры. Нам обещали, но в последний момент отказали.
— Что вас интересовало?
— Хотели все увидеть собственными глазами. Мы были в нескольких километрах от реактора. Саму станцию так и не увидели, и в Припять нас не пустили. Даже украинские сопровождающие говорили: «Не надо. Страшно! Все разворовано, разграблено, разбито».
— Возвращаясь, проходили обследование?
— Нет. Я всю жизнь занимаюсь фотографией. Тогда у меня был зеркальный фотоаппарат «Зенит» с разными пленками. Когда я вернулся домой и начал их проявлять, то не мог понять, что произошло. Изображения нет. Такое ощущение, что я фотографировал в тумане, но тумана не было. Тогда понял, какая радиация была вокруг нас. И чем чувствительнее пленка, тем больше она на нее действовала. Всюду висели дозиметры. Нас встречали офицеры, показывали приборы: «Смотрите, норма такая-то. Видите? Третья-четвертая часть дозволенной нормы. Ничего нет». Конечно, это была ложь. Дозиметры либо не работали, либо определенным образом были настроены, чтобы ничего не показывать.
— Сериал «Чернобыль» видели?
— Два раза. Не хотел его смотреть, хотя все советовали. Не вдохновляло то, что Голливуд снимает про Чернобыль. Кто-то заметил стеклопакет в кадре, а не деревянное окно, обратил внимание на не те детали автобуса, перевозившего людей из Припяти. Разумеется, прежних автобусов уже нет. Меня такие мелочи не коробят. А вот дух показался мне правдивым, сама атмосфера прежней жизни. Важно и то, что нет в «Чернобыле» голливудского хеппи-энда. Мне очень понравилась актерская игра, Джаред Харрис в роли Легасова. Там практически не играют, нет каких-то актерских приспособлений. Я посмотрел фильм дважды, чтобы проверить свои впечатления, и во время второго просмотра он показался мне даже лучше.
