В театре «Практика» — премьера: «Занос» по сочинению самого европейского из наших писателей Владимира Сорокина, десять лет назад написавшего «что-то вроде пьесы». Именно так автор определил свое произведение, обозначив его как антиутопию и посвятив памяти лидера отечественного постмодернизма Дмитрия Пригова. Обозревателя «МК» занесло на премьеру с техническо-экзотически-супрематическим заносом. Премьерный спектакль — совместная постановка «Практики» и «Мастерской Брусникина».
Сорокин в «Практике» начинается с интриги, как какой-нибудь квест: в Малом зале выдают наушники, объясняя, что хотя спектакль идет на русском языке, но его можно слушать по трем каналам.
— По отдельности или одновременно? — интересуюсь у молодого человека серьезного вида. Тот поясняет: по какому моей душе угодно. Но пока непонятно: будут ли это три разных «Заноса» или один, расчлененный натрое? Впрочем, ориентировка предусмотрена уже в зале, на большом мониторе справа от сцены, который в свою очередь разделен на шесть небольших экранов. Такие имеются на пультах охраны в банках или крупных офисах и даже в серьезных театрах.
И вот уже на мониторе — две спальни с кувыркающимися на них под белыми простынями людьми, пара пустых коридоров и, кажется, еще душ. А в это время в наушниках по одному из каналов (наушники светятся зеленым) мужской голос рассказывает о некой тетке из Ярославля, которая срочно вызывает племянника. Племянник явно недоволен. По другому (синий цвет) — диалог интимного свойства: «Мишенька хочет нежного?» — «Хочет, но…» — «А без «но» можно?» — «Ну… можно и без «но»… — «Мишеньке нравится моя спинка?» — «Очень…» — «Мишенька хочет свою Наточку? А Мишенька любит ее сладенькую пипу?..» А в тех, что светятся красным — монотонный бубнеж про супрематизм, Берлин и что-то еще культурное.
Изображения на экране нечетки и скорее размыты до серого, как в допотопном телике. На другом экране кто-то бегает в неглиже с бесконечным повтором, но звуковая дорожка пуста. Так что сюжет можно отслеживать по монитору, но уже понятно, что основной сопровождается синим цветом. И вот Мишенька, которому на экране «сделали нежно», уже натурально в белом халатике материализуется за стеклом в виде Николая Фоменко (в другом составе играют Максим Виторган и Андрей Фомин). И по всему видно — белым планкам, — что выходит он на веранду загородного дома в статусном поселке где-нибудь на Рублевке.
«Что-то вроде пьесы» Владимир Сорокин написал в 2009-м. В 2019-м режиссер Юрий Квятковский обогатил ее реалиями дня сегодняшнего. Так, техническими средствами зафиксирован факт тотальной прослушки (скажете, нет?) и слежки за гражданами. Зато из литературного материала изъяты: как зачин — сон главного героя о заносе (жертвенного сундука с золотом), засилье представителей МЧС, Вооруженных сил, ФСБ и нацменьшинств. Теперь они объединены в трех персонажей в штатском: весьма корпулентного вида мужчины с портфелями находятся прямо среди зрителей — и в какой-то момент как затянут на три голоса!
И все же в результате манипуляций с каналами становится ясно, что главное происходит на веранде. Здесь собрались представители нового класса наших богатых соотечественников, успешно вписавшихся в действительность: миллионер Михаил (до недавнего времени — мультимиллионер); его супруга Ната — капризная, с высокой грудью, но басовитыми, далеко не женскими интонациями в голосе; его же тренер по пинг-понгу Таня; модный рэпер Анзор; модный скульптор с женой, утомленной светской жизнью, да пара слуг, расставляющих на столе скоромное после Великого поста.
Необязательный, на похмельную голову и как бы ни о чем застольный треп их приправлен самодовольством, обсценной лексикой и даже религиозностью, хотя по всему видно, что креста на них нет… Местами смешная, местами циничная и дискуссионная, но не программная по форме: например, что есть Россия и стоит ли за нее пить? Спор решает дремучее животное криптоклейд, олицетворяющее Россию-матушку в виде кондитерского изделия. Договорились, короче.
Слушать разговоры за стеклом и наблюдать за персонажами, которые никуда не спешат, весьма занятно. Актеры все работают отлично, но среди них особенно обращает на себя внимание жена главного героя — та самая Ната, которая и статью, и лицом гарна дивчина, вот только голос выдает в ней мужчину, хоть и бывшего… Однако у автора на этот счет нет никаких указаний, кроме того, что в самом начале пьесы короткие ремарки недвусмысленно намекают о предпочтениях героя-миллионера: нет-нет да дотронется он до бедра друга или не раз опустит руку на его колено. И то, что на роль манерной дамы с надутыми губками Квятковский пригласил трансгендера, вовсе путает карты: герой Сорокина так сексуально всеяден? Но какие бы мотивы ни были у постановщика, зафиксирован первый случай появления трансгендера на профессиональных подмостках — даже таких скромных, как подвальное пространство «Практики».
В программке Ната обозначена как Мила Кертеш, и совершенно неизвестно, является ли она актрисой. Но справедливости ради стоит сказать, что существует Мила в компании профессионалов весьма органично, пряным шармом своим напоминая персонажей фильмов Альмодовара. Разве что их ранимости ей недостает.
Финал «Заноса» будет весьма странен. Пророчество автора относительно будущего России, иносказательно обозначающее диктат силовых структур, режиссер сначала доводит до кровавых деяний: обитатели веранды не просто вывозятся из богатых домов вместе с имуществом, а конкретно расстреляны в упор и валяются в крови. Но еще появляются варяги — почему-то немецкоговорящие, и их сила в лице нагловатой дамы кабаретного типа всходит над русскими просторами. А в сухом остатке, как резюме произошедшему, остается одно объяснение происходящему на Руси — супрематизм.
