Александр Сокуров принял участие в проходившем на «Ленфильме» коллоквиуме Международной организации кинопрессы ФИПРЕССИ, где показал киноведам Израиля, Аргентины, Египта, США, Канады, Великобритании и Таджикистана свой документальный фильм «Жертва вечерняя», снятый еще в 80-е.
А затем он эмоционально выступил во время интеллектуального марафона «Эрмитаж–Венеция–Эрмитаж». Речь шла об участии главного музея страны в 58-й Венецианской биеннале, где куратором стал не отдельно взятый специалист или группа экспертов, а целый музей во главе с Михаилом Пиотровским. Правда, глава Эрмитажа сразу заметил: «Я не приемлю это слово «куратор». В ближайшее время экспозиция из Венеции переедет в Петербург. Открывая марафон на международном культурном форуме, Пиотровский мрачно пошутил по поводу наводнения, постигшего Венецию: «Вода поднимается, но пока еще не дошла до российского павильона». Разговор был странный. В огромном зале форума собрались люди со всей страны, многие из тех, кто зарегистрировался как участник так называемого общего потока. Рядом со мной, к примеру, сидела учительница из Иванова. Все эти люди понятия не имели о российской экспозиции в Венеции и присутствовали, как на собрании касты посвященных.
Сокуров признался, что Эрмитаж — то место, которое держит его на родине и в Петербурге, а по сокровищам музеев он сверяет собственную жизнь. Вместе с молодыми художниками он попытался воскресить атмосферу Эрмитажа и через Рембрандта поделиться мыслями о происходящем и будущем. «Я — простой кинематографист, — сказал Сокуров. — А тут Рембрандт! Это счастье мое! Ничего выше я не знаю. Для кого наш проект? Для тех, кто еще жив и понимает, как все хрупко в мире, что вокруг воюют и убивают, истязают бедный арабский Восток. Мы рано успокоились. Европа рано успокоилась и повернулась спиной к этой проблеме. Я был поражен сквозному равнодушию европейцев. Рано! Вы все рано успокоились. Никто не знает, во что выльется человеческая глупость». Он пламенно говорил о том, что не бывает старого искусства и спящего Рембрандта, а политическая элита в Европе и самые широкие слои населения, интеллектуальная среда и журналисты закрыли все двери. «Ко всякому вернувшемуся надо относиться с очень большим вниманием и осторожностью. Каждый вернувшийся как облако. Неизвестно, что из него выльется. Это очень современная и драматическая история. Всякий вернувшийся — кто он? Он не тот, кто уходил. Я — русский художественный автор. Что мне делать с этой болью? Политики и общество не имеют обратного хода. Они смотрят под ноги или на прилавки. Только художественно озабоченная среда может сказать: «Посмотрите, это очень опасно. Посмотрите, все это уже было даже у Рембрандта». Российский павильон производил сильное впечатление на посетителей, где в полумраке оживала знаменитая картина и как черти выпрыгивали фанерные фигуры в красном мареве. И тут возникал вопрос: что, собственно, хотели авторы донести до зрителей?
Михаил Пиотровский пытался разъяснить, что для Сокурова «Возвращение блудного сына» — символ милосердия, и важно знать, что сделает человек после объятий. Мы видим существующий испокон веков страшный мир, подобный Вавилонской башне, где все убивают друг друга. Ректор Санкт-Петербургской академии художеств и экс-комиссар павильонов Венецианской биеннале Семен Михайловский пыл Сокурова не разделяет, считая, что европейцы разные: «Кто отвернулся? Я и сам часть европейской цивилизации. Здесь звучит такой пафос, такое высокое напряжение, что я чувствую себя карликом. У меня нет слов, я задыхаюсь от пафоса. Люди спрашивали, о чем эта выставка и куда возвращается блудный сын? Было две версии. Одна — Россия возвращается в Европу. Мне говорили: «Мы понимаем, что у вас цензура, и вы не можете открыто сказать. Только головой махните, и мы поймем». Вторая версия — Крым вернулся в Россию. Если бы была возможность все начать сначала, я бы сделал фильм о том, как мы создавали павильон, спорили, ругались и в конце поняли, что картину «Возвращение блудного сына» из Эрмитажа невозможно взять и перевезти. Тогда зачем было все это делать?»
Страна — гость нынешнего форума — Китай. Один из китайских продюсеров, принимавший участие в панельной дискуссии, посвященной российско-китайскому сотрудничеству в области кино, заметил, что наши отношения в этой сфере развиваются крайне медленно, не так интенсивно, как в области военных технологий. Для молодого поколения китайцев, ничего не знающего о СССР, русские — это люди, умеющие воевать. Россия, согласно исследованиям, ассоциируется в мире с образом мужественного человека — солдата и пожарного. В Китае чуть мягче — солдата и русской девушки. Иностранные эксперты среди недостатков российского кино отмечают затянутость историй, слабость сценариев, переигрывание актеров, но уровень спецэффектов оценивают положительно. До Китая, где выходит ежегодно 600 фильмов собственного производства, нам далеко. Там не спешат предлагать зрителям российские картины — на них вряд ли пойдут зрители. А наших режиссеров почти не знают. Что говорить о рядовых китайцах, если ведущие киноведы мира, участвовавшие в коллоквиуме ФИПРЕССИ, называли только Звягинцева, Балагова, Сокурова, Балабанова, Илью Хржановского, Германов — отца и сына, Зельдовича и Кончаловского. Все! Список закрыт. В Петербурге многие из них впервые услышали новые имена тех, кто не является завсегдатаями Каннского и Венецианского кинофестивалей.
Читайте также: Наследник Нуреева Лоран Илер: "В Москве меня приютили, пригрели"
