Несмотря на занятость, Николай Николаевич принял приглашение корреспондента «МК», прошелся пешком: «Много хожу — хочу сбросить лишний вес». «Лишний вес» распределился удачно: высокий импозантный господин прекрасно держит форму. В нем так приятны уравновешенность, внутренняя тишина и редкое умение слушать собеседника.
Мне показалось, что Николай Николаевич с удовольствием вспоминает прошлое:
— Мой отец родом из Тамбова. Учился в Варшавском политехническом. Началась Первая мировая. Он добровольцем ушел на фронт — воевал с немцами. После революции примкнул к белому движению: воевал у Деникина. Потом у Врангеля. С остатками белой армии эмигрировал в Турцию.
Моя мать Клавдия Леонидовна Семянникова — из Петербурга. После переворота Семянниковский завод стал Невским машиностроительным. В этом роду мужчины становились обычно горными инженерами и служили главным образом на Кавказе. Семянниковы породнились с грузинами: один из них женился на 14-летней княжне Мачабели. Из осетинских родственников моей матери генерал-майор Таучелов участвовал в освобождении Болгарии. Его за храбрость наградили иранским орденом Льва и Солнца, а еще золотым оружием.
Мой петербургский родственник вывел нашу родословную до ХV века — кто-то там воевал со шведами… Мои родители познакомились в Новочеркасске. Поженились, и в Турцию отправились вместе. К счастью, президент Чехословакии Масарик предложил русским эмигрантам, прервавшим свою учебу в России, продолжить образование у них в республике. Родители переехали в Прагу, учились в университете. Когда в России начался голод, не помня зла, многие эмигранты думали, как помочь голодающим. Отец с матерью создали балалаечный оркестр. Играли студенты. Выступали с успехом, затем пришли в оркестр профессионалы… Открыли театр «Арлекин». Отец стал еще и администратором театра. Гастролировали по всей Европе. Это было время немого кино. Перед началом сеанса или после они давали двухчасовое шоу.
Я родился в Берлине в 29-м году. До пяти лет вместе с театром успел побывать в 12 странах. Для русских эмигрантов Нансен придумал особые паспорта с фотокарточкой на первой странице — с ними можно было переезжать из страны в страну.
— Не тот ли знаменитый Нансен, что прославился исследованием Арктики?
— Тот самый. Фритьоф Нансен был первым комиссаром Союза нации по работе с русскими беженцами. Доктор, пересёкший Гренландию на лыжах, на судне «Фрам» ходил по Северным морям, изучая Арктику. Вот кому были обязаны мои родители своей возможностью гастролировать с театром.
— Долго процветал их театр?
— Появилось звуковое кино — с ним соперничать было трудно. Театр «Арлекин» во время гастролей в Осло распался. И родители решили здесь остаться… Я заканчивал норвежскую школу…
— Начало вашей врачебной карьеры протекало гладко?
— Я отбывал воинскую повинность — был главврачом военной базы. После этого меня пригласили в Швецию, и я задержался там на 25 лет!
— Вы выбрали нейрохирургию. Страшно подумать, что чувствует молодой хирург при виде вскрытого черепа… Не боялись ответственности?
— Всему можно научиться. Выбор профессии всегда более или менее случаен. Мой шеф — швед Гэста Норлен был очень известным в Гётеборге нейрохирургом, президентом Всемирной федерации нейрохирургов. Я работал с ним 18 лет. В Гётеборге защитил диссертацию и стал работать в Европейской федерации нейрохирургов: там открылся комитет по науке, и меня избрали первым президентом этого комитета. Через 8 лет я получил кафедру в Осло и, как слон, вернулся туда обратно.
— Наверно, за последние годы нейрохирургия совершила какие-то качественные скачки?
— Скачки произошли за счет повышенного использования микроскопа — все аневризмы оперируют при помощи микроскопа: достигается большая точность. Серьезные успехи сделала стереотактическая хирургия, где рассчитываются координаты поражения в глубине мозга. Таким образом удается уберечь более поверхностные части от поражения. В глубину мозга внедряется зонд. Поражения делаются при помощи жидкого азота, или с помощью термокоугуляции, или при помощи радиоактивных облучений. Мой шеф в Стокгольме Ларс Лексель изобрел особый «нож-гамма», придумал делать поражение при помощи пучка радиоактивных лучей из 86 источников. Концентрированный пучок очень чувствителен и точен при операции, в том числе малых доброкачественных опухолей на слуховом нерве. Многие страны купили это устройство. Но я интересуюсь более традиционными методами оперирования. В Норвегии мне предложили личную профессуру по экспериментальной нейрохирургии.
У профессора Цветнова работают специалисты из разных стран. Были у него и русские — он тесно связан с институтом Поленова в Петербурге и с институтом Бурденко. Наши хирурги приезжают в Осло на стажировку по обмену.
— Эта работа чисто научная — операции проводим на животных: на крысах, свиньях, кошках, собаках. Но кошки и собаки стоят дорого, и к тому же — за них заступаются защитники животных. Нейрохирургия вторгается в природу человека, когда он между жизнью и смертью. Тут важно продумать и сделать всё с предельной точностью — за неправильный ход больной расплачивается своей жизнью.
— Ваша жена тоже медик? Она шведка?
— Шведка. Она — главная сестра в той же больнице, где я работаю. Мой сын, Михаил, инженер-машиностроитель, работает в Швеции. Любит бывать в России.
— Есть ли в Осло православный храм?
— Он был открыт в 20-е годы. А вот в Стокгольме посольский православный храм основан в век Екатерины II. Много лет там был настоятелем о. Стефан Тимченко, близкий друг моих родителей. Летчиком Стефан участвовал в Первой мировой, потом перешел в духовенство.
— Вы прихожанин?
— В Храме бываю только по большим праздникам. Когда-то моя мама водила меня в церковь — она пела в церковном хоре.
— А вам музыка не близка?
— Я балалаечник. Участвовал в благотворительных концертах в пользу церкви. Выступал в Париже, в Стокгольмской филармонии. В Москве вместе со стокгольмским оркестром — я солировал. В Ленинградской консерватории мы играли концерт для балалайки с оркестром эстонского композитора Эдуарда ????
— Балалайка прижилась в Скандинавии. Почему же эмигранты нечасто выбирают этот край?
— Я всю жизнь прожил в Скандинавии. Мне рассказывали, как в Северную Норвегию пришли пароход «Ломоносов» и ледокол «Кузьма Минин» из Архангельска и Мурманска с беженцами. На ледоколе, где могли разместиться лишь 200 человек, приехало 100 — офицеры и члены Северного российского правительства во главе с генералом Миллером. Большая часть русских отправилась по разным странам. А 101 человек вместе с генералом Миллером поехали в Париж — не хотели покидать своего командующего. Да только не уберегли они его. В 37-м году советские агенты сначала похитили генерала Кутепова, а потом генерала Миллера. Этому способствовал его коллега — генерал Скоблин, который был женат на певице Плевицкой. Скоблин оказался советским агентом и предал своего шефа. У Миллера должны были состояться переговоры с американцами о поддержке русской эмиграции. Его неожиданно позвали — он пошел с сомнением, подозревая ловушку. Так и случилось — Миллера похитили. Скоблин успел скрыться от французской полиции. Плевицкую, участницу похищения Миллера, арестовали. Она умерла в тюрьме в 40-м году. А певица она была хорошая.
— В Осло сейчас много русских?
— Старая эмиграция уже закончила свой век на земле. Есть еще невозвращенцы после Второй мировой войны. Есть диссиденты, четвертая генерация эмигрантов — экономическая. Приезжают делать бизнес.
— Туристкой я посетила Скандинавию, в Осло побежала в музей Мунка. Вход свободный — в зале никого. Неужели нет интереса к живописи?
— Это случайное впечатление. Норвежцы искусством интересуются. У государства с финансами более или менее в порядке, поэтому есть возможность тратить деньги на искусство. Многие художники получают от государства ежегодные пособия. Интерес к искусству есть, не скажу, что он великий, но музеи посещают. И все талантливые люди получают поддержку. Правда, норвежцы в восприятии искусства более флегматичны и менее эмоциональны, чем шведы.
— Характер норвежцев мы знаем по Ибсену и Кнуту Гамсуну — гордые, предельно независимые люди. Кстати, как норвежцы относятся к Гамсуну? Простили ему его любовь к Гитлеру?
— Этот вопрос всё время обсуждается. Недавно вышла очень интересная книга о Гамсуне. Ее написал англичанин, хотя Гамсун англичан не любил, наверно, потому, что они его не понимали как следует. Его, как и Мунка, поняли в Германии. Да, он питал симпатию к Гитлеру, а Геббельсу даже подарил свою нобелевскую медаль. К чести Гамсуна, он за многих арестованных просил и спас им жизнь.
— Возможно, его симпатии к национал-социалистам были продолжением его писательского тяготения к сильной личности?
— Мне многое непонятно в нем. Я не принадлежу к его поклонникам. Я читал «Голод», «Мистерии». Мой приятель — композитор написал оперу на «Мистерии». Мама зачитывалась Гамсуном: в то время он был очень популярен в России. Русская эмоциональная публика нашла в нем что-то родное. А норвежцы, как, впрочем, и мы, пророков в своем отечестве не ищут.
— Вы давно не были в России?
— Был на I конгрессе соотечественников. Нас принимал тогда Ельцин.
— Многие наши соотечественники за рубежом завещают какие-то реликвии России. Вам не знакомы такие случаи?
— Подруга моей покойной матери Вера Николаевна Сатер, дочь российского дипломата, вышла замуж за шведского дипломата. В Стокгольме она была настоящей леди, жила в роскошном особняке с мраморными лестницами и множеством старинных вещей. Всё это она завещала фонду Сахарова. Надеюсь, завещанное дошло по назначению.
— Россию вы воспринимаете отстранённо?
— Нет, я с малых лет себя чувствую русским. Когда трёхцветный российский флаг подняли над Кремлем, я обрадовался — это большое событие в моей жизни. Надо возродить утраченные русские идеалы. Согласен — сейчас очень трудно. Но будем стараться чем-то помочь. Мои коллеги из России, в том числе и молодые, будут работать у нас и получать настоящее жалованье.
— У нас многие теряют надежду на наше воскрешение. Есть ли эта надежда у вас?
— Я абсолютно уверен в этом воскрешении!
7 ноября 1993
Наталья Дардыкина
Несмотря на занятость, Николай Николаевич принял приглашение корреспондента «МК», прошелся пешком: «Много хожу — хочу сбросить лишний вес». «Лишний вес» распределился удачно: высокий импозантный господин прекрасно держит форму. В нем так приятны уравновешенность, внутренняя тишина и редкое умение слушать собеседника. Мне показалось, что Николай Николаевич с удовольствием вспоминает прошлое: — Мой отец родом из Тамбова. Учился в Варшавском политехническом. Началась Первая мировая. Он добровольцем ушел на фронт — воевал с немцами. После революции примкнул к белому движению: воевал у Деникина. Потом у Врангеля. С остатками белой армии эмигрировал в Турцию. Моя мать Клавдия Леонидовна Семянникова — из Петербурга. После переворота Семянниковский завод стал Невским машиностроительным. В этом роду мужчины становились обычно горными инженерами и служили главным образом на Кавказе. Семянниковы породнились с грузинами: один из них женился на 14-летней княжне Мачабели. Из осетинских родственников моей матери генерал-майор Таучелов участвовал в освобождении Болгарии. Его за храбрость наградили иранским орденом Льва и Солнца, а еще золотым оружием. Мой петербургский родственник вывел нашу родословную до ХV века — кто-то там воевал со шведами… Мои родители познакомились в Новочеркасске. Поженились, и в Турцию отправились вместе. К счастью, президент Чехословакии Масарик предложил русским эмигрантам, прервавшим свою учебу в России, продолжить образование у них в республике. Родители переехали в Прагу, учились в университете. Когда в России начался голод, не помня зла, многие эмигранты думали, как помочь голодающим. Отец с матерью создали балалаечный оркестр. Играли студенты. Выступали с успехом, затем пришли в оркестр профессионалы… Открыли театр «Арлекин». Отец стал еще и администратором театра. Гастролировали по всей Европе. Это было время немого кино. Перед началом сеанса или после они давали двухчасовое шоу. Я родился в Берлине в 29-м году. До пяти лет вместе с театром успел побывать в 12 странах. Для русских эмигрантов Нансен придумал особые паспорта с фотокарточкой на первой странице — с ними можно было переезжать из страны в страну. — Не тот ли знаменитый Нансен, что прославился исследованием Арктики? — Тот самый. Фритьоф Нансен был первым комиссаром Союза нации по работе с русскими беженцами. Доктор, пересёкший Гренландию на лыжах, на судне «Фрам» ходил по Северным морям, изучая Арктику. Вот кому были обязаны мои родители своей возможностью гастролировать с театром. — Долго процветал их театр? — Появилось звуковое кино — с ним соперничать было трудно. Театр «Арлекин» во время гастролей в Осло распался. И родители решили здесь остаться… Я заканчивал норвежскую школу… — Начало вашей врачебной карьеры протекало гладко? — Я отбывал воинскую повинность — был главврачом военной базы. После этого меня пригласили в Швецию, и я задержался там на 25 лет! — Вы выбрали нейрохирургию. Страшно подумать, что чувствует молодой хирург при виде вскрытого черепа… Не боялись ответственности? — Всему можно научиться. Выбор профессии всегда более или менее случаен. Мой шеф — швед Гэста Норлен был очень известным в Гётеборге нейрохирургом, президентом Всемирной федерации нейрохирургов. Я работал с ним 18 лет. В Гётеборге защитил диссертацию и стал работать в Европейской федерации нейрохирургов: там открылся комитет по науке, и меня избрали первым президентом этого комитета. Через 8 лет я получил кафедру в Осло и, как слон, вернулся туда обратно. — Наверно, за последние годы нейрохирургия совершила какие-то качественные скачки? — Скачки произошли за счет повышенного использования микроскопа — все аневризмы оперируют при помощи микроскопа: достигается большая точность. Серьезные успехи сделала стереотактическая хирургия, где рассчитываются координаты поражения в глубине мозга. Таким образом удается уберечь более поверхностные части от поражения. В глубину мозга внедряется зонд. Поражения делаются при помощи жидкого азота, или с помощью термокоугуляции, или при помощи радиоактивных облучений. Мой шеф в Стокгольме Ларс Лексель изобрел особый «нож-гамма», придумал делать поражение при помощи пучка радиоактивных лучей из 86 источников. Концентрированный пучок очень чувствителен и точен при операции, в том числе малых доброкачественных опухолей на слуховом нерве. Многие страны купили это устройство. Но я интересуюсь более традиционными методами оперирования. В Норвегии мне предложили личную профессуру по экспериментальной нейрохирургии. У профессора Цветнова работают специалисты из разных стран. Были у него и русские — он тесно связан с институтом Поленова в Петербурге и с институтом Бурденко. Наши хирурги приезжают в Осло на стажировку по обмену. — Эта работа чисто научная — операции проводим на животных: на крысах, свиньях, кошках, собаках. Но кошки и собаки стоят дорого, и к тому же — за них заступаются защитники животных. Нейрохирургия вторгается в природу человека, когда он между жизнью и смертью. Тут важно продумать и сделать всё с предельной точностью — за неправильный ход больной расплачивается своей жизнью. — Ваша жена тоже медик? Она шведка? — Шведка. Она — главная сестра в той же больнице, где я работаю. Мой сын, Михаил, инженер-машиностроитель, работает в Швеции. Любит бывать в России. — Есть ли в Осло православный храм? — Он был открыт в 20-е годы. А вот в Стокгольме посольский православный храм основан в век Екатерины II. Много лет там был настоятелем о. Стефан Тимченко, близкий друг моих родителей. Летчиком Стефан участвовал в Первой мировой, потом перешел в духовенство. — Вы прихожанин? — В Храме бываю только по большим праздникам. Когда-то моя мама водила меня в церковь — она пела в церковном хоре. — А вам музыка не близка? — Я балалаечник. Участвовал в благотворительных концертах в пользу церкви. Выступал в Париже, в Стокгольмской филармонии. В Москве вместе со стокгольмским оркестром — я солировал. В Ленинградской консерватории мы играли концерт для балалайки с оркестром эстонского композитора Эдуарда ???? — Балалайка прижилась в Скандинавии. Почему же эмигранты нечасто выбирают этот край? — Я всю жизнь прожил в Скандинавии. Мне рассказывали, как в Северную Норвегию пришли пароход «Ломоносов» и ледокол «Кузьма Минин» из Архангельска и Мурманска с беженцами. На ледоколе, где могли разместиться лишь 200 человек, приехало 100 — офицеры и члены Северного российского правительства во главе с генералом Миллером. Большая часть русских отправилась по разным странам. А 101 человек вместе с генералом Миллером поехали в Париж — не хотели покидать своего командующего. Да только не уберегли они его. В 37-м году советские агенты сначала похитили генерала Кутепова, а потом генерала Миллера. Этому способствовал его коллега — генерал Скоблин, который был женат на певице Плевицкой. Скоблин оказался советским агентом и предал своего шефа. У Миллера должны были состояться переговоры с американцами о поддержке русской эмиграции. Его неожиданно позвали — он пошел с сомнением, подозревая ловушку. Так и случилось — Миллера похитили. Скоблин успел скрыться от французской полиции. Плевицкую, участницу похищения Миллера, арестовали. Она умерла в тюрьме в 40-м году. А певица она была хорошая. — В Осло сейчас много русских? — Старая эмиграция уже закончила свой век на земле. Есть еще невозвращенцы после Второй мировой войны. Есть диссиденты, четвертая генерация эмигрантов — экономическая. Приезжают делать бизнес. — Туристкой я посетила Скандинавию, в Осло побежала в музей Мунка. Вход свободный — в зале никого. Неужели нет интереса к живописи? — Это случайное впечатление. Норвежцы искусством интересуются. У государства с финансами более или менее в порядке, поэтому есть возможность тратить деньги на искусство. Многие художники получают от государства ежегодные пособия. Интерес к искусству есть, не скажу, что он великий, но музеи посещают. И все талантливые люди получают поддержку. Правда, норвежцы в восприятии искусства более флегматичны и менее эмоциональны, чем шведы. — Характер норвежцев мы знаем по Ибсену и Кнуту Гамсуну — гордые, предельно независимые люди. Кстати, как норвежцы относятся к Гамсуну? Простили ему его любовь к Гитлеру? — Этот вопрос всё время обсуждается. Недавно вышла очень интересная книга о Гамсуне. Ее написал англичанин, хотя Гамсун англичан не любил, наверно, потому, что они его не понимали как следует. Его, как и Мунка, поняли в Германии. Да, он питал симпатию к Гитлеру, а Геббельсу даже подарил свою нобелевскую медаль. К чести Гамсуна, он за многих арестованных просил и спас им жизнь. — Возможно, его симпатии к национал-социалистам были продолжением его писательского тяготения к сильной личности? — Мне многое непонятно в нем. Я не принадлежу к его поклонникам. Я читал «Голод», «Мистерии». Мой приятель — композитор написал оперу на «Мистерии». Мама зачитывалась Гамсуном: в то время он был очень популярен в России. Русская эмоциональная публика нашла в нем что-то родное. А норвежцы, как, впрочем, и мы, пророков в своем отечестве не ищут. — Вы давно не были в России? — Был на I конгрессе соотечественников. Нас принимал тогда Ельцин. — Многие наши соотечественники за рубежом завещают какие-то реликвии России. Вам не знакомы такие случаи? — Подруга моей покойной матери Вера Николаевна Сатер, дочь российского дипломата, вышла замуж за шведского дипломата. В Стокгольме она была настоящей леди, жила в роскошном особняке с мраморными лестницами и множеством старинных вещей. Всё это она завещала фонду Сахарова. Надеюсь, завещанное дошло по назначению. — Россию вы воспринимаете отстранённо? — Нет, я с малых лет себя чувствую русским. Когда трёхцветный российский флаг подняли над Кремлем, я обрадовался — это большое событие в моей жизни. Надо возродить утраченные русские идеалы. Согласен — сейчас очень трудно. Но будем стараться чем-то помочь. Мои коллеги из России, в том числе и молодые, будут работать у нас и получать настоящее жалованье. — У нас многие теряют надежду на наше воскрешение. Есть ли эта надежда у вас? — Я абсолютно уверен в