Фестиваль DanceInversion вот уже на протяжении двух десятилетий является одним из самых значимых событий в области современного танца в России. 5 континентов, а также острова Новой Зеландии, Ирландии и Куба, почти 90 хореографов, 78 компаний из 30 стран — таков итог деятельности фестиваля за эти годы. Начо Дуато, Эдуард Лок, Ян Фабр, Акрам Хан, Сиди Ларби Шеркауи, Анжелен Прельжокаж, Пол Лайфут и Соль Леон — почти все мэтры современного танца, что сейчас на слуху, открыты этим фестом.
Проводимый дирекцией Большого театра в этом году DanceInversion стал один из самых интересных и представительных за все время существования проекта. К празднованию своего 20-летия в этом году нынешний девятый по счету (если не считать международных фестивалей-предшественников, проводимых с 1997 года) DanceInversion подготовил впечатляющую программу, в которой приняли участие труппы из 8 стран мира: Китая, США, Франции, Великобритании, Нидерландов, Испании, Норвегии и Ливана.
— Нашей основной миссией всегда оставалось открытие для отечественной публики новых имен и новых направлений танцевального искусства. Этому фестиваль остается верен и в юбилейной программе, включающей в себя имена мастеров и уже ярко заявивших о себе дебютантов, — говорит худрук фестиваля Ирина Черномурова.
Показанная на протяжении двух месяцев составленная ею программа отличалась разнообразием стилей, техник и жанров и шла по нарастающей. От «Весны священной» — декоративно-красивого спектакля от модной китайской хореографини Ян Липин, открывшей фестиваль на Новой сцене Большого театра, до закрывшей фестиваль на той же сцене «Автобиографии» культового британского хореографа Уэйна МакГрегора, попытавшегося уложить в 1 час 20 минут сценического действа собственную жизнь.
Мастер с мировым именем испытывает давний интерес ко всякого рода научным опытам: один из его балетов, исследовавших связь мозга и тела, возник благодаря сотрудничеству с нейробиологами Кембриджского университета. В другом он использовал кардиосканер, исследуя одновременно и физические свойства, и символический резонанс человеческого сердца. Нынешнюю «Автобиографию» хореограф тоже, как всегда, интеллектуально нагрузил, привлекая к работе представителей разнообразных художественных и научных кругов «для того чтобы изучить процессы воплощенного познания» и расшифровать собственный генетический код.
На деле в 23 эпизодах балета, уподобленных числу изученных пар хромосом генома самого хореографа, перед нами протекало неотягощенное какой-либо формой и драматургией бессюжетное и абстрактное размышление о творчестве и личности, а главное, как всегда у МакГрегора, изощренное, экстремальное исследование человеческого тела и движения. Заставляя части тел подопытных танцовщиков собственной компании работать автономно друг от друга, нечеловечески изгибаться и выворачиваться, хореограф в целом попадал в цель, вызывая зрительское восхищение, но одновременно и скепсис у московских балетоманов, ощутивших острый приступ ностальгии по работе того же хореографа Chroma, поставленной в Большом 8 лет назад. Ведь телам танцовщиков «Компании Уэйна МакГрегора» таким совершенством, которое мы наблюдали у артистов Большого театра в Chroma, похвастаться было нелегко. Что касается разнообразия комбинаций и самой хореографии, то, сравнивая оба балета, можно констатировать, что тектонических изменений за эти 8 лет в хореографической лексике и мышлении МакГрегора не произошло и авторский подчерк хореографа остался вполне узнаваемым.
Зато потрясающей драматургической разработкой, несмотря на сюрреалистический абсурд, происходивший на сцене, поразил показанный на фестивале спектакль «Улица Ванденбранден, 31» балета Лионской оперы. Идея, хореография и постановка принадлежали хореографическому тандему Peeping Tom, состоящему из французского танцовщика Франка Шартье и аргентинки Габриэлы Каррисо. Их оригинальный метод постановки имеет даже собственное название «театр тела», а спектакль состоит из сюжетно связанных потрясающе-изобретательных сольных, дуэтных и массовых номеров, повествующих о проблемах мигрантов, помещенных в спектакле в снятые с колес автофургоны.
Потеря корней, потребность, несмотря на это, сохранять связи со своей культурой, тотальное одиночество человека в этом мире и, главное, любовь, несмотря ни на что, пробивающаяся даже в этом разобщенном сообществе, — таковы темы спектакля, персонажи которого выживают в поистине экстремальных условиях. Действие разворачивается на заснеженной горной площадке и в импровизированных домиках, через окна которых видно, что творится в них внутри. Хотя какой-то хореографической изобретательностью спектакль не отличался, видавшая виды публика сидела на нем, открыв рот, настолько оригинально, удивительно и ни на что не похоже было все то, что происходило на сцене.
Центральным событием фестиваля DanceInversion в этом году стали трехдневные гастроли знаменитой на весь мир труппы современного танца Nederlands Dans Theater (NDT) и спектакль самого модного на сегодня в мире хореографа Акрама Хана «Перехитрить дьявола». Только этим летом премьера его была показана на Авиньонском фестивале («МК» о нем писал), а теперь спектакль показывают в Москве.
Фото: danceinversion.com.…Сотни фрагментов и осколков, напоминающих камни, разбросаны по сцене. В спектакле Акрама Хана «Перехитрить дьявола» они воплощают руины цивилизации. Что перед нами? Рубеж XII и XIII веков до нашей эры, откопанные Генрихом Шлиманом руины Трои и Троянской войны, воспетой Гомером в «Илиаде»? Очень похоже… Но история, которую рассказывает Хан, на тысячу лет древнее… Древнешумерский эпос о Гильгамеше и его друге Энкиду, которые отразились через тысячелетие в образах Ахиллеса и его друга Патрокла из троянского эпоса, проецируется Акрамом Ханом непосредственно на наше время. Хан здесь опирается и на найденный в 2011 году в Ираке глиняный осколок с неизвестным ранее фрагментом эпоса. Всего 20 строк, в которых описывается восхищение Гильгамеша многочисленностью и многообразием видов живых существ в Великом кедровом лесу и стыд Энкиду после осознания того, что они превратили его в «пустошь».
— Основная идея — это человечество против природы. И вдохновлена она историей Гильгамеша, — говорит мне Акрам Хан после спектакля. — Человек пытается взять контроль над природой, но в конце концов природа его побеждает — и в любом случае человек должен погибнуть. Ведь в противном случае погибнет природа. Она так защищается.
Образы, показанные в спектакле, густометафоричны. Например, Гильгамеша у Хана изображают два артиста — Гильгамеш в зрелом возрасте и в старости. Понять, что перед нами один и тот же человек, можно по повторяющимся движениям актеров. Движения одного — точная копия движений другого.
— Да, конечно, я так и сделал специально, — смеется всемирно известный хореограф, когда я показываю ему изображение героя шумерского эпоса и правителя шумерского города Урука, высеченного на древних барельефах. У его Гильгамеша такая же окладистая, как смоль, черная борода и атлетичное телосложение. Старик-Гильгамеш дряхл и тощ — его изображает возрастной артист. Он вспоминает своего любимого друга Энкиду и его гибель.
Самое завораживающее в спектакле — дуэт Гильгамеша и Энкиду. Энергетика от актеров идет такая, что даже неискушенный в шумерском эпосе зритель (а таких в зале подавляющее большинство) чувствует, что на сцене происходит что-то таинственное и прекрасное. Хотя раскрыть смысл спектакля порой сложно. Перед нами настоящая интеллектуальная головоломка.
— Энкиду — это тот самый, которого Гильгамеш контролирует и приучает, — разъясняет мне метафорический смысл своего произведения хореограф. — Он пытается изменить его природу, превратить из дикаря в человека и приручить его. А потом Энкиду забыл, откуда он вообще пришел. И он стал разрушать кедровый лес и уничтожать животных, с которыми вырос. Гильгамеш его безумно любил — это был его первый любимый друг, но друг, которого он мог контролировать. Однако после того как Гильгамеш и Энкиду уничтожили весь кедровый лес, Энкиду понял, что они допустили большую ошибку — и он увидел жадность и темную силу человека вообще и Гильгамеша в частности. Энкиду в конце концов является жертвой всей этой истории. Так что природа отомстила Гильгамешу на том, кого он больше всего любил. Еще один персонаж балета — это Хумбаба, правитель и защитник леса. А женский персонаж — это Кали. Образа Кали, конечно, нет в «Гильгамеше», это вообще из индийской мифологии, но я и ее включил в эту историю. Кали тоже отражает природу, ее гнев, как известно из мифологии, настолько ужасен, что грозит существованию мира. Она отнимает жизнь у любимого друга Гильгамеша Энкиду. Кроме того, в спектакле есть ее дочь. То есть я смешал близкие мне индийские традиционные мотивы с шумерской историей. Я всегда так делаю: беру какую-то основную идею, а потом ее оставляю и немножко все меняю. Чтобы что-то получилось, я должен отрезать эту пуповину.
Фото: danceinversion.com.У Хана заложена тут целая система образных соответствий, связанных, например, с такими неожиданными явлениями для древнейшего в истории человечества эпоса, как картина из совсем другой эпохи — «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, а точнее, ее отражение в картине австралийской художницы Дороти Уайт «Первая трапеза», которая, собственно, и стала, по словам Акрама Хана, отправной точкой для спектакля. На ней изображены женщины разных культур, сидящие за столом. Стол, а точнее, большой черный деревянный ящик является центром и в спектакле Хана. Это не только стол, но также гробница. А идея первой трапезы возвращает нас к истокам истории одной из первых мировых цивилизаций — древним шумерам.
Так, мешая эпохи и времена, богиню-разрушительницу из индийской мифологии Кали с героями шумерского эпоса, через них выходя на Гомера, а потом и на Леонардо да Винчи, собирает свой пазл Акрам Хан. Такова отгадка головоломки. Хореограф точно знает, как препарировать для зрителя восточную философию.
В гастрольную афишу NDT вошли как спектакли нынешних руководителей коллектива Пола Лайфута и Соль Леон «Отключка» и «Несравненная Одиссея», так и работы резидент-хореографов театра Кристал Пайт («Заявление») и Марко Гёке («Проснуться слепым»). Всех представленных хореографов в России хорошо знают, и работы почти всех из них (кроме Кристал Пайт) входили в репертуар московских театров.
Так, балет «Одинокий Джордж» Марко Гекке с успехом идет в Московском музыкальном театре, однако стилистика этого хореографа не очень дается отечественным исполнителям. Исполнившие балет «Проснуться слепым» танцовщики NDT преподали мастер-класс, показав, как надо исполнять балеты этого самобытного хореографа, создателя собственного пластического языка, основанного на быстрой работе рук и корпуса.
Канадка Кристал Пайт, тоже одна из самых востребованных сейчас хореографов, прославилась как автор замысловатых массовых построений, в которых культивируются тема поглощения массой индивида и такие формы и состояния, создаваемые телом, которые напоминают природные явления и создают метафору социального взаимодействия между людьми. Показанный на гастролях балет «Заявление» тоже о взаимодействии между людьми. Но взаимодействие это совсем другого рода. Перед нами политический гротеск о группе функционеров довольно высокого ранга, состоящей из 2 пар (в каждой — мужчина и женщина), затеявших военный конфликт в каком-то регионе мира, а теперь в страхе за провал операции перед начальством пытающихся отмазаться от неприятных для них последствий. В балете поражают воображение словесные монологи-диалоги и невиданное, снайперски точное их отражение в человеческой пластике.
В своих балетах, представленных на фестивале, Пол Лайфут и Соль Леон, как всегда, продемонстрировали новаторский подход к современному танцу. Их бессюжетные в общепринятом смысле этого слова балеты наполнены неиссякаемой поэтической интонацией и светом. Это своего рода балеты-загадки, но совсем не такие, какие задал на фестивале Акрам Хан. Отгадки на них прямо в ходе спектакля дают наши чувства и ощущения. Так, в балете «Несравненная Одиссея» действие происходит на железнодорожном вокзале, напоминающем оформленный в стиле ар-деко зал ожидания в Базеле. Танцовщики появляются и исчезают в нем, словно транзитные пассажиры, и только застывший в пространстве и времени одинокий персонаж грустно глядит на них, а из распахнутых ветром вокзальных дверей сыплет пожелтевшая листва — символ уходящего и все поглощающего собой хроноса-времени.
Это были прощальные гастроли для худрука компании Пола Лайфута и его неизменного художественного консультанта и соавтора Соль Леон. И несмотря на то что сотрудничество этого хореографического тандема с театром, конечно, не заканчивается, контракт с худруком истек — и уже в следующем году политику самого влиятельного в мире театра современного танца будет определять уже кто-то другой.
Павел Ященков
Фестиваль DanceInversion вот уже на протяжении двух десятилетий является одним из самых значимых событий в области современного танца в России. 5 континентов, а также острова Новой Зеландии, Ирландии и Куба, почти 90 хореографов, 78 компаний из 30 стран — таков итог деятельности фестиваля за эти годы. Начо Дуато, Эдуард Лок, Ян Фабр, Акрам Хан, Сиди Ларби Шеркауи, Анжелен Прельжокаж, Пол Лайфут и Соль Леон — почти все мэтры современного танца, что сейчас на слуху, открыты этим фестом. Проводимый дирекцией Большого театра в этом году DanceInversion стал один из самых интересных и представительных за все время существования проекта. К празднованию своего 20-летия в этом году нынешний девятый по счету (если не считать международных фестивалей-предшественников, проводимых с 1997 года) DanceInversion подготовил впечатляющую программу, в которой приняли участие труппы из 8 стран мира: Китая, США, Франции, Великобритании, Нидерландов, Испании, Норвегии и Ливана. — Нашей основной миссией всегда оставалось открытие для отечественной публики новых имен и новых направлений танцевального искусства. Этому фестиваль остается верен и в юбилейной программе, включающей в себя имена мастеров и уже ярко заявивших о себе дебютантов, — говорит худрук фестиваля Ирина Черномурова. Показанная на протяжении двух месяцев составленная ею программа отличалась разнообразием стилей, техник и жанров и шла по нарастающей. От «Весны священной» — декоративно-красивого спектакля от модной китайской хореографини Ян Липин, открывшей фестиваль на Новой сцене Большого театра, до закрывшей фестиваль на той же сцене «Автобиографии» культового британского хореографа Уэйна МакГрегора, попытавшегося уложить в 1 час 20 минут сценического действа собственную жизнь. Мастер с мировым именем испытывает давний интерес ко всякого рода научным опытам: один из его балетов, исследовавших связь мозга и тела, возник благодаря сотрудничеству с нейробиологами Кембриджского университета. В другом он использовал кардиосканер, исследуя одновременно и физические свойства, и символический резонанс человеческого сердца. Нынешнюю «Автобиографию» хореограф тоже, как всегда, интеллектуально нагрузил, привлекая к работе представителей разнообразных художественных и научных кругов «для того чтобы изучить процессы воплощенного познания» и расшифровать собственный генетический код. На деле в 23 эпизодах балета, уподобленных числу изученных пар хромосом генома самого хореографа, перед нами протекало неотягощенное какой-либо формой и драматургией бессюжетное и абстрактное размышление о творчестве и личности, а главное, как всегда у МакГрегора, изощренное, экстремальное исследование человеческого тела и движения. Заставляя части тел подопытных танцовщиков собственной компании работать автономно друг от друга, нечеловечески изгибаться и выворачиваться, хореограф в целом попадал в цель, вызывая зрительское восхищение, но одновременно и скепсис у московских балетоманов, ощутивших острый приступ ностальгии по работе того же хореографа Chroma, поставленной в Большом 8 лет назад. Ведь телам танцовщиков «Компании Уэйна МакГрегора» таким совершенством, которое мы наблюдали у артистов Большого театра в Chroma, похвастаться было нелегко. Что касается разнообразия комбинаций и самой хореографии, то, сравнивая оба балета, можно констатировать, что тектонических изменений за эти 8 лет в хореографической лексике и мышлении МакГрегора не произошло и авторский подчерк хореографа остался вполне узнаваемым. Зато потрясающей драматургической разработкой, несмотря на сюрреалистический абсурд, происходивший на сцене, поразил показанный на фестивале спектакль «Улица Ванденбранден, 31» балета Лионской оперы. Идея, хореография и постановка принадлежали хореографическому тандему Peeping Tom, состоящему из французского танцовщика Франка Шартье и аргентинки Габриэлы Каррисо. Их оригинальный метод постановки имеет даже собственное название «театр тела», а спектакль состоит из сюжетно связанных потрясающе-изобретательных сольных, дуэтных и массовых номеров, повествующих о проблемах мигрантов, помещенных в спектакле в снятые с колес автофургоны. Потеря корней, потребность, несмотря на это, сохранять связи со своей культурой, тотальное одиночество человека в этом мире и, главное, любовь, несмотря ни на что, пробивающаяся даже в этом разобщенном сообществе, — таковы темы спектакля, персонажи которого выживают в поистине экстремальных условиях. Действие разворачивается на заснеженной горной площадке и в импровизированных домиках, через окна которых видно, что творится в них внутри. Хотя какой-то хореографической изобретательностью спектакль не отличался, видавшая виды публика сидела на нем, открыв рот, настолько оригинально, удивительно и ни на что не похоже было все то, что происходило на сцене. Центральным событием фестиваля DanceInversion в этом году стали трехдневные гастроли знаменитой на весь мир труппы современного танца Nederlands Dans Theater (NDT) и спектакль самого модного на сегодня в мире хореографа Акрама Хана «Перехитрить дьявола». Только этим летом премьера его была показана на Авиньонском фестивале («МК» о нем писал), а теперь спектакль показывают в Москве. Фото: danceinversion.com. …Сотни фрагментов и осколков, напоминающих камни, разбросаны по сцене. В спектакле Акрама Хана «Перехитрить дьявола» они воплощают руины цивилизации. Что перед нами? Рубеж XII и XIII веков до нашей эры, откопанные Генрихом Шлиманом руины Трои и Троянской войны, воспетой Гомером в «Илиаде»? Очень похоже… Но история, которую рассказывает Хан, на тысячу лет древнее… Древнешумерский эпос о Гильгамеше и его друге Энкиду, которые отразились через тысячелетие в образах Ахиллеса и его друга Патрокла из троянского эпоса, проецируется Акрамом Ханом непосредственно на наше время. Хан здесь опирается и на найденный в 2011 году в Ираке глиняный осколок с неизвестным ранее фрагментом эпоса. Всего 20 строк, в которых описывается восхищение Гильгамеша многочисленностью и многообразием видов живых существ в Великом кедровом лесу и стыд Энкиду после осознания того, что они превратили его в «пустошь». — Основная идея — это человечество против природы. И вдохновлена она историей Гильгамеша, — говорит мне Акрам Хан после спектакля. — Человек пытается взять контроль над природой, но в конце концов природа его побеждает — и в любом случае человек должен погибнуть. Ведь в противном случае погибнет природа. Она так защищается. Образы, показанные в спектакле, густометафоричны. Например, Гильгамеша у Хана изображают два артиста — Гильгамеш в зрелом возрасте и в старости. Понять, что перед нами один и тот же человек, можно по повторяющимся движениям актеров. Движения одного — точная копия движений другого. — Да, конечно, я так и сделал специально, — смеется всемирно известный хореограф, когда я показываю ему изображение героя шумерского эпоса и правителя шумерского города Урука, высеченного на древних барельефах. У его Гильгамеша такая же окладистая, как смоль, черная борода и атлетичное телосложение. Старик-Гильгамеш дряхл и тощ — его изображает возрастной артист. Он вспоминает своего любимого друга Энкиду и его гибель. Самое завораживающее в спектакле — дуэт Гильгамеша и Энкиду. Энергетика от актеров идет такая, что даже неискушенный в шумерском эпосе зритель (а таких в зале подавляющее большинство) чувствует, что на сцене происходит что-то таинственное и прекрасное. Хотя раскрыть смысл спектакля порой сложно. Перед нами настоящая интеллектуальная головоломка. — Энкиду — это тот самый, которого Гильгамеш контролирует и приучает, — разъясняет мне метафорический смысл своего произведения хореограф. — Он пытается изменить его природу, превратить из дикаря в человека и приручить его. А потом Энкиду забыл, откуда он вообще пришел. И он стал разрушать кедровый лес и уничтожать животных, с которыми вырос. Гильгамеш его безумно любил — это был его первый любимый друг, но друг, которого он мог контролировать. Однако после того как Гильгамеш и Энкиду уничтожили весь кедровый лес, Энкиду понял, что они допустили большую ошибку — и он увидел жадность и темную силу человека вообще и Гильгамеша в частности. Энкиду в конце концов является жертвой всей этой истории. Так что природа отомстила Гильгамешу на том, кого он больше всего любил. Еще один персонаж балета — это Хумбаба, правитель и защитник леса. А женский персонаж — это Кали. Образа Кали, конечно, нет в «Гильгамеше», это вообще из индийской мифологии, но я и ее включил в эту историю. Кали тоже отражает природу, ее гнев, как известно из мифологии, настолько ужасен, что грозит существованию мира. Она отнимает жизнь у любимого друга Гильгамеша Энкиду. Кроме того, в спектакле есть ее дочь. То есть я смешал близкие мне индийские традиционные мотивы с шумерской историей. Я всегда так делаю: беру какую-то основную идею, а потом ее оставляю и немножко все меняю. Чтобы что-то получилось, я должен отрезать эту пуповину. Фото: danceinversion.com. У Хана заложена тут целая система образных соответствий, связанных, например, с такими неожиданными явлениями для древнейшего в истории человечества эпоса, как картина из совсем другой эпохи — «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, а точнее, ее отражение в картине австралийской художницы Дороти Уайт «Первая трапеза», которая, собственно, и стала, по словам Акрама Хана, отправной точкой для спектакля. На ней изображены женщины разных культур, сидящие за столом. Стол, а точнее, большой черный деревянный ящик является центром и в спектакле Хана. Это не только стол, но также гробница. А идея первой трапезы возвращает нас к истокам истории одной из первых мировых цивилизаций — древним шумерам. Так, мешая эпохи и времена, богиню-разрушительницу из индийской мифологии Кали с героями шумерского эпоса, через них выходя на Гомера, а потом и на Леонардо да Винчи, собирает свой пазл Акрам Хан. Такова отгадка головоломки. Хореограф точно знает, как препарировать для зрителя восточную философию. В гастрольную афишу NDT вошли как спектакли нынешних руководителей коллектива Пола Лайфута и