Без малого 40 лет прошло со дня смерти Владимира Высоцкого. Тогда, в день похорон артиста, площадь перед Театром на Таганке еле вмещала поклонников барда. Несмотря на усиленные старания «сверху» скрыть факт смерти поэта от народа, проститься с артистом пришло около 40 тысяч человек. Этот скорбный день до сих пор остается в памяти многих, в том числе и давнего друга Высоцкого, поэта Игоря Кохановского.
Они дружили с 8‑го класса. Вместе зачитывались Хлебниковым, Северяниным, Гумилевым, ходили в библиотеку имени Ленина. Там выписывали, потом заучивали стихи любимых поэтов. Кохановский был свидетелем на свадьбе Высоцкого и Людмилы Абрамовой в мае 1965‑го, а потом уехал в Магадан — захотел сменить инженерную профессию на творческую. Тогда, на скромные проводы, Высоцкий принес песню «Мой друг уехал в Магадан», ставшую знаменитой на весь Союз.
Они еще долгие годы общались, дружили, отправляли друг другу письма... Но один, слава богу, жив, а другой уже «предстал перед Всевышним». В одном из последних своих стихотворений Владимир Семенович будто предчувствовал это:
Мне меньше полувека — сорок с лишним,
Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед ним.
Владимиру Высоцкому
ЗАМЯТЬ ПАМЯТИ
Поэма
Снежная замять
дробится и колется.
Сергей Есенин
Снегом разразившийся январь
Вьюгой продолжает хулиганить…
Я смотрю на новый календарь
И на дату, что запала в память.
Эта дата — и Татьянин день,
И рожденье моего дружочка,
Да простят мне сантиментов тень
Ради незабвенного Васёчка —
Так со школы, в дружбе утвердясь,
Называли мы друг друга в шутку,
Ибо стали запросто вась-вась
Сразу и отнюдь не на минутку.
Вот сейчас за окнами метель,
Белая шикующая замять,
И былого вспомнив канитель,
На меня с улыбкой смотрит память.
С ней устрою нынче рандеву,
Свидетельницей незабытой были,
И вновь увижу, словно наяву,
Какими с другом мы когда-то были.
. . . . . . . . . . .
Промелькнувших лет калейдоскоп…
На былого переосмысленье
Натолкнул досадный, как озноб,
Дифирамбов хор
в твой день рожденья.
Я приглушаю звук, чтоб сей шабаш
Не делал из тебя персону хайпа…
Мне вскрыл вновь мир
полузабытый наш
Воспоминаний
беспощадный скальпель.
И замять времени отчаянно слаба,
Как замять снежная
перед весной грядущей,
И песен заповедная судьба
Окажется не раз вновь в самой гуще
Дней наших, что слагаются в года,
Сим ходом лет
стремясь печально ранить…
Мне память всколыхнула, как дуда,
Январских дней бушующая замять…
Твоя жена, разбитая судьбой,
Однажды после твоего ухода
Сказала, что контужена тобой
На все её оставшиеся годы.
Вновь слышу грустный,
и не без причин,
Марины голос, боль её и муку:
«Тебе Господь бесценный дар вручил,
Ты ж, как босяк,
сей божий дар профукал»…
Сказать могла такое лишь она,
Спасавшая тебя не раз из ада,
И ей одной лишь ведома цена,
Что предъявила жизнь с тобою рядом.
Её обиду можно объяснить —
А эту фразу бросила обида,
Та, женская, когда любви их нить
Измен узлами вся была увита.
Открылось это всё уже потом,
После кошмара твоего ухода,
Ворвавшись в жизнь Марины
как погром,
Как песни неудавшаяся кода.
Но фраза та лукава... Не секрет,
Что, признанный
всею страной буквально,
Ты состоялся как большой поэт
и как актёр, во многом уникальный.
Да, это всё к тебе, мой друг, пришло,
Когда тебя уж не было меж нами,
Как будто духу времени назло
За то, что новый день —
в былом корнями.
Ты мне в далёком прошлом посвятил
Больше, чем кому-то, своих песен —
Их ровно пять, как будто пять светил
Заброшено тобою в поднебесье.
Не все они остались на слуху,
А парочка из них почти забыта…
Но помню, что дало толчок стиху
И вдохновило чем перо пиита.
И пусть их спрятал времени туман,
Зато звучит как давних лет примета
Твой хит «Мой друг уехал в Магадан»
И спетое тобою «Бабье лето»,
Что по белой зависти к тебе
написал я в целях охмуряжа…
Песня в унисон тех дней гульбе
Стала гимном у компашки нашей.
Репертуар твой, пролистав года,
Смотрелся всё сложней и интересней,
Но в каждом из концертов завсегда
Моей ты исключенье делал песне.
И её известность и успех
Связаны с тобой неотделимо,
Ты ей обеспечил путь наверх —
В шлягер знаменитый и любимый.
Твой голос иногда мне душу рвёт,
Саднит, как нарывающая рана,
Как твой нелепо прерванный полёт,
Как твой уход, случившийся так рано…
Досады шлейф
влачится, словно весть
Воспоминаний, коих молча множит…
Звучит не умолкая память-песнь,
Звучит и смолкнуть
попросту не может.
И, вторя ей, вдруг скажет имярек,
Тронутый былого панорамой:
Мы все тобой контужены навек,
И каждый —
словно личностною драмой.
Игорь КОХАНОВСКИЙ.
