Теодор Курентзис, которого все чаще называют гениальным дирижером современности (перебор, конечно), покинул Пермскую оперу. Один из мотивов его ухода — фигура Владимира Кехмана, чье имя в связи с Пермским музыкальным театром постоянно всплывает точно страшилка: Кехман присутствовал на совещании у губернатора по строительству нового здания оперы, его строительная компания будет вести стройку. Наконец дошло до того, что Кехман возглавит Пермскую оперу. Кехман упорно хранил молчание, что только множило подозрения: раз стройка — точно возьмет театр. И вот худрук двух театров прерывает молчание и делает резкое заявление: «Курентзис ограбил Пермский театр».
— Владимир Абрамович, вы отдаете себе отчет в серьезности обвинений?
— Конечно, отдаю. Но всё на самом деле началось не в Перми и не вчера, и даже не в марте этого года в Смольном, где я встретил Курентзиса в одном очень важном кабинете. Я туда заходил, а он оттуда выходил. Все началось еще раньше, где-то полтора года назад: я узнал, что Теодор собирается уйти из Перми. Тогда еще никому об этом не было известно.
— Откуда узнали? А если это только слухи?
— Нет, он сам об этом рассказал одной девушке, а та поделилась новостью с моим близким товарищем. Я был поражен: как, почему, куда уходит? Скорее всего, в Питер, но тогда я не понял этой конфигурации. И только когда встретил его в Смольном, у меня сложился пазл, многое стало понятно.
— Мне нравятся эти лидеры современного искусства: ходят по коридорам власти, которую же потом и кроют. Вы встретились в Смольном и… надеюсь, поздоровались друг с другом?
— Конечно, мы прекрасно знакомы. Еще задолго до Перми и сразу после его ухода из Новосибирска я делал ему предложение переехать в Петербург, стать художественным руководителем Михайловского. Он тогда извинился, сказал, что практически договорился с Пермью. Мы были в прекрасных отношениях, но тот Курентзис и нынешний — это две абсолютно разные личности.
— Давайте по пунктам, которые так всех возбуждают. Первое: строительная компания, которая будет заниматься новым зданием оперы, вам принадлежит? Или у вас там какой-то бизнес-интерес?
— Абсолютная ложь. «Стройэксперт» — питерская компания, я не имею к ней никакого отношения: ни прямого, ни косвенного. Компания два года назад выиграла тендер в Перми на проектирование авиационного техникума, а этой весной ее руководитель попросил меня как эксперта приехать и помочь ему провести презентацию проекта театра. А я его знаю еще с тех пор, как он сделал уникальный ремонт в Михайловском, практически за четыре месяца поменял в здании 580 окон, а театр все это время функционировал. Он просто удивительный строитель, сегодня таких нет.
— Второе: если Владимир Кехман появляется в городе — это не случайно, значит, будет брать театр.
— Послушайте, у меня два театра (НОВАТ и Михайловский. — М.Р.), 1600 работников. Зачем мне еще Пермь? Недавно министр культуры был на коллегии в Новосибирске, он приехал в театр, увидел объем работ, который еще предстоит сделать. Губернатор области попросил его нас поддержать, и тогда мы сможем закончить самый важный из существующих культурных объектов в Сибири. Так что третий театр — в Перми — мне не нужен.
— А не в Перми?
— А не в Перми — это другой вопрос.
— Вы же не станете отрицать, что Теодор Курентзис — очень талантливый музыкант, неординарная фигура в музыкальном театре. А его оркестр Music Aeterna имеет успех, билеты, несмотря на приличные цены, разлетаются.
— Мы не обсуждаем сейчас его талант. Он художественный руководитель Пермского театра, и как официальное лицо должен нести ответственность за свои заявления. У него есть основной дирижерский прием, он связан со следующим: быстро — медленно — быстро. Он ограниченный, малой формы дирижер. А все остальное — придуманный миф, который, поверьте мне, очень скоро развеется.
— Резко. Выходит, что директора крупнейших музыкальных и оперных фестивалей, которые приглашают его наперебой, ничего не понимают? А вы один утверждаете, что это миф.
— За его приглашения на крупные фестивали платят спонсоры — Сбербанк, ВТБ и, я слышал, Михельсон. Это если речь идет об оркестре и хоре. А если говорить о балетной труппе из Перми, то приведу в качестве примера свои недавние переговоры с продюсерами из Канады, которые приглашали нас на гастроли. Я спросил, какой гонорар. Они назвали сумму, которую платили пермскому балету в 2017 году. Она в три раза меньше стандартного гонорара Михайловского театра. И потом надо понимать, какая ситуация на рынке: вот сейчас Зальцбургский фестиваль поменял свою программу. Почему? Потому что Марис Янсонс заболел. Не надо забывать, что это очень узкий, очень закрытый мир, который имеет сегодня огромный дефицит творческих личностей — больших дирижеров и оперных режиссеров. На этом фоне такой персонаж, как Курентзис, конечно, имеет вес. Сегодня, если вы хотите знать правду, двенадцать певцов контролируют в мире всю оперную «поляну».
— Как ОПГ?
— Нет, не как ОПГ. Я имею в виду то, что эти двенадцать диктуют свои условия театрам, а не театры — им. Кауфман хочет — поет, не хочет — не поет, потому что любая халтура у него стоит 150 тысяч евро. У Нетребко гонорар за 200 тысяч, а потом она удивляется, почему так дорого стоят билеты на ее концерт. А сколько по максимуму может им заплатить европейский театр? Ну 20–25 тысяч. Зачем певцу сидеть месяц репетировать, делать роль? Кауфман пять дней дает до премьеры. Вот в чем опасность театра западного типа, который собирался строить в России Курентзис или пытается Гетьман в «Стасике». Сегодня только один режиссер в мире может продать трехнедельный блок спектаклей — Дмитрий Черняков.
— Черняков — это прекрасно, но давайте вернемся к Курентзису.
— А что Курентзис? Сначала ограбил Новосибирский театр, теперь Пермский.
— Простите, «ограбил» — это очень серьезное обвинение.
— Ограбил морально и материально, так как людские ресурсы дорого стоят. Все действия, которые он совершает, похожи на действия Иуды в театральном мире. Почему я говорю, что действия его воровские? Всё, что можно, он в театре взял: нигде бы не смог получить столько репетиций, иметь такое количество бесплатной рабочей силы, которую он имел сначала в Новосибирске, потом в Перми. Взять взял и... бросил театр.
— Это все ваши доказательства?
— Сегодня, скажем, Пермский театр, которым он руководил, не имеет расписания на будущий год, а театр не может работать без плана. Например, я подписал на 21 й год гастроли Новосибирского театра в США. Мы обсуждаем планы НОВАТа и Михайловского на 22–23 е годы, а предыдущие уже сделаны. Да, у нас тоже есть одноразовые проекты, но всё остальное — репертуар.
— Кстати, вам известно, почему он в свое время ушел из Новосибирска?
— Я не знаю, но после себя он не оставил ни одного спектакля (!!!). У каждого театра должна быть собственная коллекция спектаклей. Нам сейчас в Новосибирске приходится делать детский репертуар, чтобы детишки с малого возраста приучались ходить в оперу. Говорят, он воспитывает тонкую прослойку элиты, но непонятно, что это за элита.
— Теодор развивает театр другого формата.
— Согласен, другой формат, но ты тогда объясни, при чем здесь Кехман или министр культуры Пермского края? Может, дело в том, что мы евреи, а он антисемит? Даже если представить, что все не правы, ты тогда бейся, если это твой дом, твой «рай». То он с ангелами разговаривает, но почему-то в беседе с Владимиром Познером заявляет, что он атеист. Так что всё вранье. Я убежден, его уход — спланированная акция.
— Вы так говорите о художнике, как будто он проходимец какой-то, аферист.
— Для меня он никто. Миф. Мы, русская публика, очень доверчивы, внешние эффекты производят на нас впечатление — эти ночные концерты, кальсоны, красные шнурки… Ни Темирканов, ни Гергиев, ни Марис Янсонс, ни Ведерников — никто ничего подобного не использует.
— Но это его художественная фишка. Он первый начал.
— Согласен, фишка. Давайте смотреть, что получится: сейчас он остался без Пермского театра и должен совершить какой-то следующий шаг.
— Если Теодор заявляет, что уезжает в Петербург, каким можно представить развитие событий?
— Он отказался от встречи со мной, чтобы мы согласовали наши дальнейшие действия в Петербурге. Поэтому действовать он будет вероломно, так же, как он действует везде: будет забирать лучших музыкантов. Он и сейчас использует для своих проектов музыкантов Михайловского театра. За каждый выход — не имеет значения, репетиция или концерт, — платит 10 тысяч рублей, то есть музыкант может заработать 40 тысяч за два дня. Он их просто покупает. Музыкантам, которые работают с ним в Перми, он говорит: до сентября получаете по 200 тысяч и ничего не делаете. В этом и есть вся проблема.
— Вы достаточно долго молчали. Почему на этот раз решили ответить?
— Я бы, наверное, ничего не стал комментировать, если бы он не позволил в мой адрес ложных обвинений. Я считаю, что он разрушил репертуар Пермского театра, забрал оттуда лучших людей. Это очередное вранье, что он из Перми уезжает один: с ним уезжает хормейстер и немало музыкантов, костяк оркестра. Так что говорить можно всё, что угодно, но поступки... Он же космополит. Зачем ему эта страна?
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
