«Это всегда про любовь»: как театр лечит души людей и помогает пройти через катарсис - «Общество»

Добавлено 06-ноя-2021, 00:00 От Валерия

Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio
Зачем ходить в театр? Сейчас этот вопрос поднимается все чаще. Вчера я прочитал в новостях, что люди сдают билеты в театр в большом количестве, потому что не хотят вакцинироваться. Но здесь речь пойдет не о физическом здоровье, а скорее, о ментальном.
С точки зрения древнего грека Платона в идеальном государстве театра, как музыки, литературы и так далее, не должно быть. Созерцание печального (в трагедии) или отвратительного (а комедии, в конце концов, показывают именно отвратительное) — все это отвлекает и плохо влияет на нравственность граждан. Но уже позднейшие философы, например Аристотель, считали театр одним из самых необходимых методов воздействия на человеческие чувства.
Итак, представьте, что вам пять лет и вам по ошибке показали «Титаник» Джеймса Кэмерона. Вы же весь будете ерзать и переживать? А теперь попробуйте понять — почему. Вы увидели настолько откровенно и правдоподобно играющих артистов, что поверили в реальность этой истории. Вы плачете над финалом, хотя, если честно, на афише фильма уже написано «Титаник». В этом самое главное чудо театра.
Всем жалко Фирса, хотя все в школе читали о продаже вишневого сада. Всем жалко Катерину из «Грозы», хотя все знают, как печально завершилась ее история еще из книги. Все переживают за Раскольникова, хотя понимают, что и его судьба предрешена. Как это получается?
Константин Станиславский в своих книгах первым в мире заговорил об этом. «Живой реальный актер Иван Иванович как бы ни „перевоплощался“ в короля Лира, Фальстафа или Тартюфа, объективно остается Иваном Ивановичем со всеми его индивидуальными качествами»
То есть среднестатистический зритель, сидя в театре, всегда держит в голове тот факт, что он находится в театре, и это все понарошку. Но в конце все равно плачет. Аристотель это называл катарсисом. Трагедия, считал грек, вызывает сострадание, страх, и поэтому человек начинает ассоциировать себя с главным героем или (в случае новой драмы и современного театра) задумываться над собственными поступками в связи с поведением персонажа на сцене.
Станиславский первым в мировой истории поднял этот вопрос не с теоретической, а с практической — для режиссера и актера — точки зрения. То есть вполне можно сказать, что в этом смысле он стоит на уровне Аристотеля для мировой культуры.
Но, совершенно справедливо сказать, что все это теория, причем теория столетней давности. Тогда, мол, и деревья были зеленее, и трава росла медленнее, и времени у эксплуатирующего класса было побольше, чем у нас сейчас. В перерыве между домом и работой еле успеваешь заметить смену времен года и поздравить жену с 8 марта, а тут еще театр.
Это действительно так. Историческое время ускоряется, и за единицу времени мы, по сравнению с нашими предками вековой давности, успеваем сделать целое почти ничего. Но ведь не зря театр — это вид искусства, так или иначе сохранившийся с языческих медитативных празднеств и рыцарских романов.
Так исторически получилось, что теорию катарсиса или, вернее сказать, очистительных чувств вслед за Аристотелем долго и тщательно на благо всей мировой культуре разработали именно русские режиссеры и педагоги. Анатолий Эфрос, один из величайших режиссеров середины века, говорил: «Театр — это всегда про любовь. Любовь можно отвергать, можно принимать, но если принять тот факт, что театр — это дело рук человеческих для людей и о людях, то без души, без любви тут никак».
Сейчас мировой театр кипит разнообразием форм, которыми режиссеры пытаются добиться этого очищения. Есть мнение, что современный зритель слишком успокоился и для того, чтобы он что-то о себе понял, его необходимо вытащить из удобного и мягкого кресла в нестандартные для него помещения. Так возникает иммерсивный театр.
Примером прекрасного иммерсивного спектакля может служить казанская «Анна Каренина» (фонд «Живой город», Казань). Здание бывшего казанского ЗАГСа переделали под театральное пространство, где зрители вольны ходить как им вздумается за полюбившимися героями. Герои не прерываются на лирические авторские отступления. Они говорят, играют в карты, спят, любят друг друга. То есть они — Левин, Анна, Сережа, Каренин, Вронский — твои соседи. И от этого зритель по-новому смотрит на окружающий мир и в том числе на себя.
Есть другой вид катарсиса — наоборот, тихий. Маленькая сцена театра-студии около Московской Консерватории. Театр так и называется «Около». На сцене тихие люди, старые и молодые. Поют советские песни вперемешку с буддистскими коанами. И вдруг из этого растет внутренняя радость бытия. Нет, я не так сказал. Счастье правильной жизни.
Повторю, спектакли совершенно тихие. Где-то в углу Гамлет поет песни советских композиторов и прыгает через скакалку. И зритель в этом Гамлете вдруг начинает узнавать себя. Потому что зритель никогда не будет датским королем. А скакалку обязательно купит. Даже если у него нет детей.
Я люблю тот театр, тот русский театр, в котором работаю, в котором можно испытать настоящий катарсис. И уверен, что это очищение театром — крайне важный инструмент для становления личности.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio Зачем ходить в театр? Сейчас этот вопрос поднимается все чаще. Вчера я прочитал в новостях, что люди сдают билеты в театр в большом количестве, потому что не хотят вакцинироваться. Но здесь речь пойдет не о физическом здоровье, а скорее, о ментальном. С точки зрения древнего грека Платона в идеальном государстве театра, как музыки, литературы и так далее, не должно быть. Созерцание печального (в трагедии) или отвратительного (а комедии, в конце концов, показывают именно отвратительное) — все это отвлекает и плохо влияет на нравственность граждан. Но уже позднейшие философы, например Аристотель, считали театр одним из самых необходимых методов воздействия на человеческие чувства. Итак, представьте, что вам пять лет и вам по ошибке показали «Титаник» Джеймса Кэмерона. Вы же весь будете ерзать и переживать? А теперь попробуйте понять — почему. Вы увидели настолько откровенно и правдоподобно играющих артистов, что поверили в реальность этой истории. Вы плачете над финалом, хотя, если честно, на афише фильма уже написано «Титаник». В этом самое главное чудо театра. Всем жалко Фирса, хотя все в школе читали о продаже вишневого сада. Всем жалко Катерину из «Грозы», хотя все знают, как печально завершилась ее история еще из книги. Все переживают за Раскольникова, хотя понимают, что и его судьба предрешена. Как это получается? Константин Станиславский в своих книгах первым в мире заговорил об этом. «Живой реальный актер Иван Иванович как бы ни „перевоплощался“ в короля Лира, Фальстафа или Тартюфа, объективно остается Иваном Ивановичем со всеми его индивидуальными качествами» То есть среднестатистический зритель, сидя в театре, всегда держит в голове тот факт, что он находится в театре, и это все понарошку. Но в конце все равно плачет. Аристотель это называл катарсисом. Трагедия, считал грек, вызывает сострадание, страх, и поэтому человек начинает ассоциировать себя с главным героем или (в случае новой драмы и современного театра) задумываться над собственными поступками в связи с поведением персонажа на сцене. Станиславский первым в мировой истории поднял этот вопрос не с теоретической, а с практической — для режиссера и актера — точки зрения. То есть вполне можно сказать, что в этом смысле он стоит на уровне Аристотеля для мировой культуры. Но, совершенно справедливо сказать, что все это теория, причем теория столетней давности. Тогда, мол, и деревья были зеленее, и трава росла медленнее, и времени у эксплуатирующего класса было побольше, чем у нас сейчас. В перерыве между домом и работой еле успеваешь заметить смену времен года и поздравить жену с 8 марта, а тут еще театр. Это действительно так. Историческое время ускоряется, и за единицу времени мы, по сравнению с нашими предками вековой давности, успеваем сделать целое почти ничего. Но ведь не зря театр — это вид искусства, так или иначе сохранившийся с языческих медитативных празднеств и рыцарских романов. Так исторически получилось, что теорию катарсиса или, вернее сказать, очистительных чувств вслед за Аристотелем долго и тщательно на благо всей мировой культуре разработали именно русские режиссеры и педагоги. Анатолий Эфрос, один из величайших режиссеров середины века, говорил: «Театр — это всегда про любовь. Любовь можно отвергать, можно принимать, но если принять тот факт, что театр — это дело рук человеческих для людей и о людях, то без души, без любви тут никак». Сейчас мировой театр кипит разнообразием форм, которыми режиссеры пытаются добиться этого очищения. Есть мнение, что современный зритель слишком успокоился и для того, чтобы он что-то о себе понял, его необходимо вытащить из удобного и мягкого кресла в нестандартные для него помещения. Так возникает иммерсивный театр. Примером прекрасного иммерсивного спектакля может служить казанская «Анна Каренина» (фонд «Живой город», Казань). Здание бывшего казанского ЗАГСа переделали под театральное пространство, где зрители вольны ходить как им вздумается за полюбившимися героями. Герои не прерываются на лирические авторские отступления. Они говорят, играют в карты, спят, любят друг друга. То есть они — Левин, Анна, Сережа, Каренин, Вронский — твои соседи. И от этого зритель по-новому смотрит на окружающий мир и в том числе на себя. Есть другой вид катарсиса — наоборот, тихий. Маленькая сцена театра-студии около Московской Консерватории. Театр так и называется «Около». На сцене тихие люди, старые и молодые. Поют советские песни вперемешку с буддистскими коанами. И вдруг из этого растет внутренняя радость бытия. Нет, я не так сказал. Счастье правильной жизни. Повторю, спектакли совершенно тихие. Где-то в углу Гамлет поет песни советских композиторов и прыгает через скакалку. И зритель в этом Гамлете вдруг начинает узнавать себя. Потому что зритель никогда не будет датским королем. А скакалку обязательно купит. Даже если у него нет детей. Я люблю тот театр, тот русский театр, в котором работаю, в котором можно испытать настоящий катарсис. И уверен, что это очищение театром — крайне важный инструмент для становления личности. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора