Похоже, что в центре предстоящей в США президентской гонки окажется расовая проблема. Но как же по-разному ее понимают там и у нас в стране.
Алексей Меринов. Свежие картинки в нашем инстаграм В людях моего поколения советская власть воспитывала ощущение, что жили мы в полной национальной гармонии. Во всяком случае, о национальных конфликтах не писали газеты, не рассказывало телевидение, ни о чем таком мы не слышали. Да, мы жили с ощущением национального согласия, доброго отношения ко всем народам. Не готов ничего утверждать в отношении этнических окраин, но в российской части страны было определенно так. Возможно, еще и оттого, что в большинстве мест Центральной России население, как правило, было весьма однородно, неславянская публика, особенно в маленьких городах, там встречалась не часто. Мы все одна семья, уверяла нас пресса, наша дружба вечна и нерушима. Эти слова повторялись так долго и так часто, что для многих стали такой же частью советской реальности, как и первомайская демонстрация, вожди на Мавзолее, продовольственные заказы и постоянный дефицит всего. И нам нравилась наша интернациональность.
Тем сильнее оказался шок, когда на излете советской власти одна за другой последовали вспышки национальной ненависти, доходившие до боевых действий и чуть ли не малого геноцида и карательных операций, — Сумгаит, Баку, Нагорный Карабах… Это было время гласности и перестройки, когда о подобных событиях стали говорить публично, когда уже перестали бояться теребить больные раны.
Впрочем, теперь все эти конфликты — уже не наши проблемы. Для нас сегодняшних скорее важен другой вопрос: как получилось, что, когда в российских городах появились мигранты из Средней Азии и Кавказа, многие из нас, людей вроде бы вполне толерантных, превратились в ксенофобов, а иные и в откровенных расистов?
Как ни странно, но думаю, эти чувства произрастают именно из наследия нашего отношения к советской семье народов. Было в нем, помнится, чувство некоего превосходства. Это чувство жило во многих из нас, не обязательно осознанно, часто на уровне подсознания. В психологическом смысле это здорово напоминало пренебрежительное отношение жителей метрополии ну если не к своим колониям, то уж точно к провинциям, своим отсталым окраинам. Словно только мы и были допущены к неким сакральным смыслам, что вручало нам полномочия стоять во главе соседних народов. После распада СССР прошло уже более четверти века, но это имперское мироощущение живет во многих из нас и по сей день.
Покровительственно-пренебрежительное отношение к национальным окраинам досталось нам в наследство от Российской империи, Советская власть лишь прикрыла его лицемерными ширмами, в то время как сама система управления страной культивировала в русских людях синдром «старшего брата». Вот примерно в таком состоянии, как я это вижу, мы вышли из объятий советской власти и, стряхнув со своих одежд пыль лицемерия и прекраснодушия, обнаружили, что вовсе мы не такие уж и толерантные, а даже совсем наоборот.
Все последние 15–20 лет объектом нашей бурной неприязни оставались работяги — мигранты из Средней Азии. Уж сколько обидных прозвищ им напридумывали, сколько гадостей в их адрес было написано, сказано, да и сделано тоже. И если это не расизм, то что? Но соглашусь, с их прибытием некоторые поводы для беспокойства все же появились. Возникло, например, понятие этнической преступности. Впрочем, большого влияния на общий криминальный фон это не оказывает. Не верю я и в то, что налетевшие гастарбайтеры отнимают рабочие места у нашего коренного населения. Во многих случаях коренное население просто не желает делать тяжелую и грязную работу, за которую берутся таджики или узбеки.
Готов согласиться и с тем, что поведение иных приезжих, не считающихся с нашими традициями и правилами, может вызывать возмущение. Но все же, как мне представляется, вся эта гремучая смесь правды и полуправды, замешанная на откровенных вымыслах, служит лишь оправданием неприязненному отношению к приезжим. Мы просто оказались психологически не готовы к такому наплыву людей другой культуры.
Но это — мы. А как же так, что и в Америке, исторически сотканной из людей разного цвета кожи и национальностей, расовая проблема все еще в центре внимания. И это несмотря на избрание Барака Обамы президентом. Несмотря на то, что число чернокожих политиков в Конгрессе подбирается к 10%, что лишь немногим меньше доли негритянского населения в стране. И это при том, что и во многих других областях жизни дела у чернокожих американцев обстоят примерно так же. Впрочем, есть здесь и другая сторона: более половины негритянского населения входит в число бедных и малообеспеченных. Для белых этот показатель в два раза ниже. Все это последствия трех с половиной веков произвола и притеснений, вылившихся в неутихающую обиду на белых.
А что же белые американцы? Они давно осознали свою вину перед черными и вот уже более полувека замаливают свои грехи. Афроамериканцы получили преимущество при поступлении на госслужбу и в университеты, специально для них существуют госпрограммы занятости и финансовой поддержки и многое другое. Но обида не утихает, бедняки и малообеспеченные винят в своих горестях белых, но и те, что преуспели, зачастую подозревают белых в скрытом расизме.
Проблема в том, что белые и черные под расизмом понимают не совсем одно и то же. Для белого человека расизм — это любого рода дискриминация, это поджоги черных церквей, оскорбления, нападения на активистов. В этом смысле расизма в Америке можно считать что и нет (ультраправые маргиналы не в счет). А вот с точки зрения черных, расизм есть, они видят в стране систему скрытых привилегий для одних и барьеров для других. Белые люди этого не замечают, а темнокожее население весьма к тому чувствительно. Этой системы нет на бумаге, но зачастую она живет глубоко в подкорке белых американцев как неосознанное наследство предубеждений и стереотипов. Для негров с их чувствительностью к малейшим нюансам даже подозрение в том, что белый человек в душе чувствует свое превосходство над черным или намерен в чем-то ущемить его права, вызывает болезненную реакцию.
В целом белые американцы отнеслись к этому с пониманием. Однако в захлестнувшей страну деликатности зачастую стал тонуть здравый смысл. Так, на нейтральное слово «негр» было наложено абсолютное табу. Теперь — только «черный», а лучше «афроамериканец». Негров нежелательно критиковать даже по делу, так как можно нарваться на обвинение в расизме. А лишь подозрение в расизме чревато для белого человека большими неприятностями. По существу, в стране появилась культура социального иммунитета черной публики, чем она, бывает, охотно пользуется.
Конечно же, эта культура не обошла стороной и политику. Например, только что были уволены 6 сотрудников предвыборного комитета демократов в Конгрессе. Исключительно по причине белого цвета кожи. Ряд политиков-демократов пожаловались, что в этом комитете слишком много белых — 14 человек из 27. Но вот если бы на месте этих уволенных были черные, разразился бы вселенский скандал.
Чернокожие американцы составляют заметную часть электората Демпартии. И каждый раз перед выборами, мобилизуя эту группу, демократы, с одной стороны, усиленно обхаживают черных, с другой — разыгрывают расистскую карту. Например, многие из нынешних кандидатов от демократов продвигают идею выплаты репараций потомкам черных рабов. А уж что до расистской карты, с приходом Трампа им и вовсе есть где разгуляться. С первых же дней демократы назначили Трампа главным расистом страны, и эта тема обыгрывается ежедневно.
А Трамп не устает подбрасывать им пищу, то и дело выступая с неполиткорректными заявлениями. Например, недавно, отвечая конгрессмену Элиа Каммингсу на его критику центров содержания нелегалов, Трамп заметил, что округ, который тот представляет, куда хуже и опасней центров содержания, что это отвратительная свалка, кишащая крысами и грызунами, имея в виду неэффективность работы конгрессмена. За что Трампа в очередной раз заклеймили как расиста. А все потому, что Каммингс — афроамериканец, а его округ населен преимущественно неграми. Но быть неполиткорректным еще не значит быть расистом. Трамп просто назвал вещи своими именами, он сказал и постоянно говорит то, о чем думают миллионы других, но боятся сказать вслух. А Трамп не боится, что стало одной из причин, почему эти миллионы отдали ему свои голоса. Надо думать, что и в ходе новых выборов Трамп не изменит своей манере. Как не изменят риторику демократы, сделав расизм главным орудием атаки на Трампа.
Михаил Таратута, журналист-международник, американист
Похоже, что в центре предстоящей в США президентской гонки окажется расовая проблема. Но как же по-разному ее понимают там и у нас в стране. Алексей Меринов. Свежие картинки в нашем инстаграм В людях моего поколения советская власть воспитывала ощущение, что жили мы в полной национальной гармонии. Во всяком случае, о национальных конфликтах не писали газеты, не рассказывало телевидение, ни о чем таком мы не слышали. Да, мы жили с ощущением национального согласия, доброго отношения ко всем народам. Не готов ничего утверждать в отношении этнических окраин, но в российской части страны было определенно так. Возможно, еще и оттого, что в большинстве мест Центральной России население, как правило, было весьма однородно, неславянская публика, особенно в маленьких городах, там встречалась не часто. Мы все одна семья, уверяла нас пресса, наша дружба вечна и нерушима. Эти слова повторялись так долго и так часто, что для многих стали такой же частью советской реальности, как и первомайская демонстрация, вожди на Мавзолее, продовольственные заказы и постоянный дефицит всего. И нам нравилась наша интернациональность. Тем сильнее оказался шок, когда на излете советской власти одна за другой последовали вспышки национальной ненависти, доходившие до боевых действий и чуть ли не малого геноцида и карательных операций, — Сумгаит, Баку, Нагорный Карабах… Это было время гласности и перестройки, когда о подобных событиях стали говорить публично, когда уже перестали бояться теребить больные раны. Впрочем, теперь все эти конфликты — уже не наши проблемы. Для нас сегодняшних скорее важен другой вопрос: как получилось, что, когда в российских городах появились мигранты из Средней Азии и Кавказа, многие из нас, людей вроде бы вполне толерантных, превратились в ксенофобов, а иные и в откровенных расистов? Как ни странно, но думаю, эти чувства произрастают именно из наследия нашего отношения к советской семье народов. Было в нем, помнится, чувство некоего превосходства. Это чувство жило во многих из нас, не обязательно осознанно, часто на уровне подсознания. В психологическом смысле это здорово напоминало пренебрежительное отношение жителей метрополии ну если не к своим колониям, то уж точно к провинциям, своим отсталым окраинам. Словно только мы и были допущены к неким сакральным смыслам, что вручало нам полномочия стоять во главе соседних народов. После распада СССР прошло уже более четверти века, но это имперское мироощущение живет во многих из нас и по сей день. Покровительственно-пренебрежительное отношение к национальным окраинам досталось нам в наследство от Российской империи, Советская власть лишь прикрыла его лицемерными ширмами, в то время как сама система управления страной культивировала в русских людях синдром «старшего брата». Вот примерно в таком состоянии, как я это вижу, мы вышли из объятий советской власти и, стряхнув со своих одежд пыль лицемерия и прекраснодушия, обнаружили, что вовсе мы не такие уж и толерантные, а даже совсем наоборот. Все последние 15–20 лет объектом нашей бурной неприязни оставались работяги — мигранты из Средней Азии. Уж сколько обидных прозвищ им напридумывали, сколько гадостей в их адрес было написано, сказано, да и сделано тоже. И если это не расизм, то что? Но соглашусь, с их прибытием некоторые поводы для беспокойства все же появились. Возникло, например, понятие этнической преступности. Впрочем, большого влияния на общий криминальный фон это не оказывает. Не верю я и в то, что налетевшие гастарбайтеры отнимают рабочие места у нашего коренного населения. Во многих случаях коренное население просто не желает делать тяжелую и грязную работу, за которую берутся таджики или узбеки. Готов согласиться и с тем, что поведение иных приезжих, не считающихся с нашими традициями и правилами, может вызывать возмущение. Но все же, как мне представляется, вся эта гремучая смесь правды и полуправды, замешанная на откровенных вымыслах, служит лишь оправданием неприязненному отношению к приезжим. Мы просто оказались психологически не готовы к такому наплыву людей другой культуры. Но это — мы. А как же так, что и в Америке, исторически сотканной из людей разного цвета кожи и национальностей, расовая проблема все еще в центре внимания. И это несмотря на избрание Барака Обамы президентом. Несмотря на то, что число чернокожих политиков в Конгрессе подбирается к 10%, что лишь немногим меньше доли негритянского населения в стране. И это при том, что и во многих других областях жизни дела у чернокожих американцев обстоят примерно так же. Впрочем, есть здесь и другая сторона: более половины негритянского населения входит в число бедных и малообеспеченных. Для белых этот показатель в два раза ниже. Все это последствия трех с половиной веков произвола и притеснений, вылившихся в неутихающую обиду на белых. А что же белые американцы? Они давно осознали свою вину перед черными и вот уже более полувека замаливают свои грехи. Афроамериканцы получили преимущество при поступлении на госслужбу и в университеты, специально для них существуют госпрограммы занятости и финансовой поддержки и многое другое. Но обида не утихает, бедняки и малообеспеченные винят в своих горестях белых, но и те, что преуспели, зачастую подозревают белых в скрытом расизме. Проблема в том, что белые и черные под расизмом понимают не совсем одно и то же. Для белого человека расизм — это любого рода дискриминация, это поджоги черных церквей, оскорбления, нападения на активистов. В этом смысле расизма в Америке можно считать что и нет (ультраправые маргиналы не в счет). А вот с точки зрения черных, расизм есть, они видят в стране систему скрытых привилегий для одних и барьеров для других. Белые люди этого не замечают, а темнокожее население весьма к тому чувствительно. Этой системы нет на бумаге, но зачастую она живет глубоко в подкорке белых американцев как неосознанное наследство предубеждений и стереотипов. Для негров с их чувствительностью к малейшим нюансам даже подозрение в том, что белый человек в душе чувствует свое превосходство над черным или намерен в чем-то ущемить его права, вызывает болезненную реакцию. В целом белые американцы отнеслись к этому с пониманием. Однако в захлестнувшей страну деликатности зачастую стал тонуть здравый смысл. Так, на нейтральное слово «негр» было наложено абсолютное табу. Теперь — только «черный», а лучше «афроамериканец». Негров нежелательно критиковать даже по делу, так как можно нарваться на обвинение в расизме. А лишь подозрение в расизме чревато для белого человека большими неприятностями. По существу, в стране появилась культура социального иммунитета черной публики, чем она, бывает, охотно пользуется. Конечно же, эта культура не обошла стороной и политику. Например, только что были уволены 6 сотрудников предвыборного комитета демократов в Конгрессе. Исключительно по причине белого цвета кожи. Ряд политиков-демократов пожаловались, что в этом комитете слишком много белых — 14 человек из 27. Но вот если бы на месте этих уволенных были черные, разразился бы вселенский скандал. Чернокожие американцы составляют заметную часть электората Демпартии. И каждый раз перед выборами, мобилизуя эту группу, демократы, с одной стороны, усиленно обхаживают черных, с другой — разыгрывают расистскую карту. Например, многие из нынешних кандидатов от демократов продвигают идею выплаты репараций потомкам черных рабов. А уж что до расистской карты, с приходом Трампа им и вовсе есть где разгуляться. С первых же дней демократы назначили Трампа главным расистом страны, и эта тема обыгрывается ежедневно. А Трамп не устает подбрасывать им пищу, то и дело выступая с неполиткорректными заявлениями. Например, недавно, отвечая конгрессмену Элиа Каммингсу на его критику центров содержания нелегалов, Трамп заметил, что округ, который тот представляет, куда хуже и опасней центров содержания, что это отвратительная свалка, кишащая крысами и грызунами, имея в виду неэффективность работы конгрессмена. За что Трампа в очередной раз заклеймили как расиста. А все потому, что Каммингс — афроамериканец, а его округ населен преимущественно неграми. Но быть неполиткорректным еще не значит быть расистом. Трамп просто назвал вещи своими именами, он сказал и постоянно говорит то, о чем думают миллионы других, но боятся сказать вслух. А Трамп не боится, что стало одной из причин, почему эти миллионы отдали ему свои голоса. Надо думать, что и в ходе новых выборов Трамп не изменит своей манере. Как не изменят риторику демократы, сделав расизм главным орудием атаки на Трампа. Михаил Таратута, журналист-международник, американист