Наши лидеры, пожалуй, сгодились бы на роль психотерапевтов. Работников реанимационных больничных отделений и широкой сети онкоцентров. (Тем более в стационары и поликлиники населению записаться всё сложнее.) «Как себя чувствуете? Отдаете концы? Почти не дышите? Это потому, что не прочитали майские указы! Отек мозга? Не обращайте внимания, досадный пустяк. В целом, согласно нашим прогнозам и результатам клинико-биологических экспертиз, у вас цветущее здоровье и чудесные перспективы!»
в нашем инстаграм Родимые пятна
Обнаруживается: есть политики, журналисты и писатели (перечисляю влияющих на общественное сознание деятелей), сильно отстающие в своем развитии не от инопланетян, а от своих же двуногих собратьев-современников (об этом толковала недавно в медицинской программе госпожа Малышева; на нее тотчас обрушились и окоротили). Мыслящих рутинно, увы, после этого не убавилось. Формации, ими выстраиваемые (органы власти, издательства, газеты, ТВ), являют собой дефективные сегменты-дистрикты — смыкаясь воедино, эти ареалы образуют отсталые депрессивные регионы-пятна (родимые пятна недавнего и далекого отсталого прошлого).
Такие регионы, в свою очередь, складываются в беспредельное поле больной державы.
Отдельные непроплешины на этом унылом поле могли бы воспрянуть, но, если не подбросить свежих семян, жнивье истлеет, не озарив меркнущий надел новыми всходами.
Смешно и грустно
Продолжаем расхлебывать кашу, заваренную в 1917 году. Временное правительство, над которым так привычно стало изгаляться за его либеральную неспособность руководить империей, одухотворялось идеей некровопролития и соблюдения демократических принципов. Отменило полицию, выпустило из тюрем заключенных.
Прекраснодушные мечты! Милые интеллигенты уповали: бытие само наладится и потечет по справедливому руслу. Полагались на нравственные основы и порядочность каждого отдельного индивида. Смешно! И грустно. Естественно, маниловых и хлестаковых подмяли — если бы собакевичи и тяпкины-ляпкины!.. — нет, шайка покруче. Ульянов–Коба с сообщниками живо поставили к стенке не только временных правителей, но и постоянных обывателей. Оттуда, из «красного террора» (не отличаю его от террора «белого», просто восторжествовал первый), и проистекла вседозволенность: убивать — не возбраняется, преступления — норма, а не аномалия, не грешно своровать и столь же криминально замести следы — устранить свидетеля, сжечь улики, оклеветать невиновного. Выстрелить в спящего медведя — вовсе пустячок, казус, чепуховина. Мало нам было жертв — вот и добираем сегодня.
Стоит ли удивляться, что именно в тех краях, где убивают спящих, происходят пожары и наводнения?
Доброушие
Дело не в том, что (как нас пытаются уверить) площадь возгорания невелика, а в том, что власть не желает шевелиться ни по какому, даже самому вопиющему, поводу.
Один заокеанский умник нашел легкий путь борьбы с климатическим беспределом: надо высадить миллионы деревьев! Особую ставку он сделал на Россию — ведь здесь столько пустошей и необихоженных пространств!
Интересно, что он скажет теперь, когда уничтожены миллионы гектаров зеленых (невосполнимых!) ресурсов. Какое там сажать, если не можем и не хотим сберечь то, что имеем.
Ну а мы-то, пичужек и мишек не убивающие и рьяно обличающие недостатки, мы-то что же? А мы, выплеснувшись, вновь развешиваем уши и внимаем ухищренным басням о том, что жить стало лучше и веселее.
Не опечатка то, что вы прочитали в подзаголовке этой заметки: добродушие — доброта и широта души, а доброушие — доброта и широта ушей, в которые вливаются потоки словес, сдобренные музыкальными тактами и ритмами, шумом ветвей обреченных деревьев и отравленного моря, а также миллионами других разнообразных звуков — чириканьем воробьев, перезвоном трамваев, шорохом и поскребываниями мышей, уханьем совы и журчанием весенних ручьев над металлической решеткой засоренного и не прочищенного водостока.
Нам впаривают — мы ведемся. Нас дурачат — мы соглашаемся. Но не посещает ли опасение (а то и вполне рациональная уверенность, базирующаяся на визуальных наблюдениях), что ситуация стремительно усугубляется? Причем мы сами ее ухудшаем. Мы, а кто же еще? Вырубки лесов и наводнения (деревья могли бы вобрать лишнюю влагу) устроили не марсиане.
Сколько можно делать вид, что все хорошо?
Куриные мозги
Ухудшаем все, что возможно.
Потому что совершенствованием жизни занимаются люди, у которых очень своеобразное представление о совершенстве.
Денег (личных, украденных у населения) у них много, а мечты о том, какой должна быть жизнь, очень кургузы.
Их представление о благоденствии и совершенстве мира: построить дворец или откупить этаж дома — вот и все необходимые преобразования. Остальная планета, с ее треволнениями и борениями, не умещается в крохотных куриных мозгах. Но судим об их принадлежности к мыслящей когорте именно в связи с человекоподобием, в то время как они ужасающе дегенеративны.
Пепелище
Неужели для того, чтобы возродиться, необходимо остаться на пепелище, посреди непролазных топей, в которых гибнут даже привычные к отравленным стокам караси? Неужели нужно достичь дна, чтобы оттолкнуться от него, пытаясь всплыть на поверхность?
А если не получится?
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
