Во вторник стало известно, что еще две российские станции, отслеживающие радиоактивные частицы в атмосфере, перестали передавать данные в международный сегмент мониторинга Организации Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ОДВЗЯИ) в Вене. Об этом со ссылкой на ОДВЗЯИ сообщил телеканал CNN, отметив, что отключения станций начались через два дня после взрыва, произошедшего 8 августа под Северодвинском, якобы в ходе испытаний ракеты неограниченной дальности полета «Буревестник» с радиоизотопным источником питания. Таким образом, во вторник уже четыре станции не работали (позже стало известно, что две опять возобновили работу. — «МК»).
Означает ли это, что Россия скрывает правду? Об этом «МК» поговорил с ученым, заведующим лабораторией радиоизотопного комплекса РАН Борисом Жуйковым.
— Отключение российских мониторинговых станций на Западе связывают с испытаниями под Архангельском. По тем данным, что они передают, можно точно установить, что за испытания это были?
— Само по себе то, что станции перестали передавать данные, не говорит ни о чем. Станций очень много, по тем или иным причинам некоторые из них могут не работать, здесь ничего странного нет. И все же есть кое-что очень важное и странное. Эти станции не только определяют уровень радиоактивности, а и то, какая конкретно радиоактивность. А вот это чрезвычайно важно. Во-первых, с точки зрения понимания того, что там произошло. Если бы хоть какая-нибудь станция сообщила состав радионуклидов, все было бы намного яснее.
Хорошо, предположим, что это большой-большой секрет. Но ведь это важно и с точки зрения безопасности населения. Потому что есть радионуклиды, которые испускают очень слабые гамма-лучи, и это значит, что их стандартными дозиметрами почти не заметить — будет очень маленькое повышение фона. Но в то же время альфа-активность этих радионуклидов, как, например, плутония 238-го, будет очень велика, и это может представлять опасность для населения. Поэтому важно не столько то, насколько там был превышен фон, а то, какой именно радионуклид был выброшен. И это до сих пор не сообщается. А этот вопрос эти станции должны были выяснить и обнародовать. Ведь там было значительное превышение фона. Определить радионуклиды при таком превышении фона не представляет никакой проблемы, но это по какой-то причине до сих пор не сделано.
— Агентство по радиации и ядерной безопасности Норвегии заявило, что станция метеоконтроля в Сванховде на севере страны с 9 по 12 августа фиксировала в атмосфере радиоактивный йод. Это может быть последствием инцидента под Северодвинском?
— С йодом 131-м немного иная ситуация. Йод 131-й есть почти везде в тех или иных количествах, потому что он образуется при работе ядерных электростанций во время слабых утечек. И он не представляет никакой опасности. Он также производится в качестве медицинского радионуклида и используется для терапии, а ранее использовался для диагностики. И так или иначе во многих местах его небольшие количества появляются, и он легко детектируем: он очень заметен. Поэтому то, что в Норвегии нашли йод-131, ни о чем не говорит. Сейчас важно весь спектр радионуклидов понять в тех местах, которые приближены к точке выброса. А ветер в день выброса был на восток, в сторону Ямала и Новой Земли.
— Многие пытаются сравнивать произошедшее под Северодвинском с тем, что произошло в Чернобыле. Можете оценить масштабы двух этих происшествий?
— Если даже 8 августа взорвался компактный ядерный реактор, все равно никакого сравнения с Чернобылем тут не может быть. Это отличие, наверное, в десятки тысяч раз. Но есть кое-что общее: и там, и там параноидальная секретность. В Чернобыле все скрывалось и замалчивалось, преуменьшалось. И здесь ничему не научились.
— Возможно, сейчас это связано с тем, что не хотят раскрывать какие-то секреты вооружений?
— Возможно. Но есть 237-я статья УК, которая запрещает засекречивать любые вещи, которые могут представлять опасность для населения. Конечно, у нас все законы написаны таким образом, что их можно игнорировать. И я думаю, нам просто скажут: это опасности для населения не представляло, поэтому мы это и засекречивали.
Напомним, ОДВЗЯИ сообщила, что через два дня после взрыва на архангельском полигоне перестала получать данные от российских мониторинговых станций в Дубне и в Кирове. Организация связалась с операторами этих станций, и те сообщили, что у них возникли проблемы со связью. А 13 августа перестали передавать данные и радионуклидные станции на Чукотке и в Алтайском крае (во вторник в ОДВЗЯИ сообщили, что они возобновили передачу данных).
Некоторые эксперты предполагают, что станции могли отключить, поскольку российские военные не хотят, чтобы распространилась информация о составе изотопов, которые использовали в ядерном источнике питания, установленном на взорвавшейся ракете. В российском МИДе во вторник заявили, что передача данных со станций национального сегмента международной системы мониторинга ядерных испытаний является добровольной.
«Вместо того чтобы фокусироваться на эпизоде, который не несет никаких экологических рисков либо каких-то иных рисков для окружающей среды, населения, персонала, СМИ, которые раскручивают эту тему, могли бы озаботиться тем, по какой причине ДВЗЯИ до сих пор не вступил в силу», — заявил замглавы МИД РФ Сергей Рябков. И высказал свое видение происходящего: «Причина одна — это линия Вашингтона на отказ от ратификации договора. Без американской ратификации, видимо, и другим странам, которые еще не сделали это и от позиции которых зависит вступление договора в силу, гораздо сложнее решиться на данный шаг. И мы призываем сосредоточиться именно на этих моментах, а не пытаться создавать некую сенсацию на пустом месте».
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
