В московских СИЗО (и это впервые в истории российской пенитенциарной системы!) для заключенных стали проводить занятия по... цигуну. В штате ФСИН появилась должность реабилитолога, который занимается с арестантами оздоровительными дыхательными практиками. Пока такой специалист один на всю страну, но, как говорится в известной пословице, лиха беда начало!
Как отнеслись арестанты к новшеству? Кто первым записался на цигун? Каких результатов ждут от занятий арестанты и каких — тюремщики? Почему вообще цигун стал возможным в российской тюрьме?
Обо всем этом наша беседа с уникальным реабилитологом по ту сторону колючей проволоки Екатериной ВАРЛАМОВОЙ.
— Катерина, ответьте на вопрос некоторых граждан (в первую очередь тех, кто считает, что жизнь за решеткой не должна быть сахаром) — зачем заключенным цигун?
— На мой взгляд, мир может меняться только благодаря изменениям именно в таких местах, как тюрьма. Вряд ли мы можем называться демократическим и гуманным обществом, если в тюрьмах нет проявления ни того, ни другого. Те мировые тенденции, которые есть несмотря ни на что, говорят о том, что общество меняется. Желание карать постепенно меняется на желание понять и помочь. Человек перестает быть объектом наказания без возможности стать полноценным членом общества.
Напомню также, что в СИЗО люди находятся до приговора, то есть они не признаны виновными. Вообще люди за решеткой пребывают в сильном стрессе, не случайно у них обостряются старые болезни и появляются новые. Так что им как никому другому нужна помощь специалистов.
А почему именно цигун — об этом можно будет потом спросить у самих заключенных. Кому-то эта практика помогает освобождать тело от зажимов и напряжений. Кому-то помогает освобождать ум от негатива. Каждый находит в ней то, что ищет. Бывает так, что человек не знает, что искать. Тогда практика сама подводит его к этому. К тому, что находится внутри него. Цигун — это инструмент работы с реальностью, основа которой сокрыта внутри самого человека. «Царство Божие внутри вас», иными словами. Немножко пафосно получилось. Хотя сама по себе практика очень прагматичная. Полностью лишена мистики и какой-либо религиозной основы.
— Почему вы решили вести занятия в тюрьмах — местах, куда люди боятся даже заходить?
— Всегда привлекала работа с теми, кто по тем или иным причинам оказался в сложной жизненной ситуации. В первую очередь потому, что у таких людей часто гораздо выше мотивация к внутренним изменениям. Когда человек попадает в тюрьму и ему грозит какой-то срок — волей-неволей задумываешься о том, все ли ты правильно в жизни делаешь. Это важный момент в любой практике. Во-вторых, мне кажется, что у каждого человека должна быть возможность заниматься саморазвитием. Особенно если человек по тем или иным причинам оказался отрезан от внешнего мира и, как следствие, лишен таких возможностей.
— Вы уже провели не одно занятие. Скажите как специалист — все-таки есть или нет у тюрьмы негативная энергетика?
— Негативная энергетика — это такой немножко «мистический миф». Конечно, нельзя отрицать, что у любого места есть своя память и в каком-то смысле свое сознание. Но я глубоко убеждена в том, что основой для энергетики места являются люди, которые его наполняют. Если у людей будет меньше стресса, меньше напряженности и, как следствие, больше дружелюбия, терпимости и принятия, то и место перестанет вызывать страх.
Я пока не чувствовала никакого негатива ни в одном из СИЗО. Специально обращала на это свое внимание, чтобы понять, смогу ли работать. Но нет, все нормально. Человек — основа всего. Чем он наполнен — то он и приносит в любое место.
— С кем, как оказалось, сложнее всего заниматься?
— С теми, кто в действительности заниматься не хочет. С ними везде сложно. Если человек пришел просто потому, что хотел прогуляться и ему надоело сидеть в камере, — сложно будет ему самому, в первую очередь. Цигун настраивает человека на глубокую работу, несмотря на то, что внешне движения выглядят простыми. Тому, кто заниматься не хочет, будет тяжело. Поэтому эти занятия — исключительно добровольные. Только для тех, кто хочет. С ними всегда легко.
— Есть категории, с которыми не работаете?
— Да. Люди, имеющие психические диагнозы.
— Хотите сказать, что вам не страшно проводить занятия даже с убийцами и грабителями?
— Нет, не страшно. Человек, проводящий практику, должен быть в первую очередь беспристрастным, иначе люди будут чувствовать его осуждение. А во многом суть именно в этом. Нельзя научить другого человека тому, чем не обладаешь сам. Если мы хотим, чтобы наше общество становилось более осознанным и гуманным, то сами эту гуманность и осознанность и должны проявлять. Поэтому далеко не все смогут проводить подобные занятия. Нужно самому через многое пройти, понять, как устроен мир и какую роль в нем занимают убийцы и грабители.
— Пытаюсь представить себе ваши занятия. Заключенные одеты в какую-то специальную одежду для занятий?
— Нет, этого не требуется. Свободные штаны, футболка и кроссовки — это все, что необходимо. Самое главное, что должно быть с человеком на тренировке, — это его намерение и внимание.
Поймите, любые занятия — лишь инструмент, которым человек может воспользоваться или нет. Я видела очень многих, кто спустя десятилетия очень серьезных практик (самых разных) не стал лучше ни на йоту. И также знаю тех, кого год-два упорных занятий изменили настолько, что теперь это совсем другой человек. Не практика меняет человека. Сначала человек должен захотеть измениться. Практика лишь помогает ему в этом. Поэтому сами по себе занятия цигуном — это лишь возможность, которую человеку предлагается использовать. Практика не преследует никакой цели. Она лишь помощник.
— Реально ли ввести такие занятия повсеместно?
— Честно говоря, это было бы замечательно. И да, мне кажется, что это абсолютно реально. Думаю, со временем у нас появятся критерии, по которым можно было бы отбирать инструкторов. Далеко не каждый может работать в этой системе. И дело не столько в коллективных стереотипах и страхах, сколько в умении работать в команде из существующих психологов и психотерапевтов. Ведь не идет речь о том, чтобы заменить сложившуюся систему чем-то принципиально новым. Речь идет о том, чтобы собрать специалистов из совершенно, казалось бы, разных сфер. Из этого может получиться беспрецедентный не только для нашей страны, но и для всего мира опыт.
— И вы готовы к нападкам прокуратуры? К возможной критике со стороны сенатора Мизулиной и сектоведа Дворкина (именно после их обращения йогу в СИЗО приостановили)?
— А какие могут быть на меня нападки? Я православная, несмотря на то, что занимаюсь восточными дыхательными практиками. На самих занятиях нет никакой атрибутики, так или иначе подчеркивающей наличие альтернативной религии. Эта практика, повторюсь, вообще никак не связана ни с какой религией. Если вдруг у кого-то появятся какие-то вопросы, то я всегда готова к диалогу. Я не думаю, что имеют место быть прямо какие-то серьезные нападки. Ведь все мы здравомыслящие люди. Мне кажется, что у нас (у жителей России) просто слишком мало знаний о том, чем занимаются на Востоке. А если эти знания и есть, то большая их часть — это какие-то домыслы и искажения. Как в анекдоте. «Таки мне Паваротти не понравился — картавит, в ноты не попадает...» — «Вы были на концерте Паваротти?» — «Нет, мне Рабинович по телефону напел».
Ну а если уж совсем честно, то мне кажется, что конфликты — это устаревающая форма коммуникации. Мы должны вести диалог. Это и будет признаком демократического общества. По всему миру в тюрьмах вводятся занятия йогой и другими практиками. Это тренд. И не потому что в других странах менее ответственное правительство. А потому что многие люди уже давно поняли, сколько плюсов для здоровья ума и тела эти практики в себе содержат. Просто глупо не использовать их потенциал. Это противоречит элементарному здравому смыслу. Можно, конечно, продолжать извлекать огонь из трения палочки о камень в то время, когда уже давно изобретена зажигалка, но зачем? Если мы хотим развиваться, а не деградировать, то нам просто необходимо смотреть вперед и допускать новые возможности. Конечно, не через революционные меры. А через эволюционные. То есть через сотрудничество. Я думаю, что в конечном счете у нас общее намерение — помочь заключенным стать полноценными членами общества. И задача каждого из нас — просто внести свой вклад в это общее дело. Не исключая и не умаляя ценности друг друга.
— Что общего у цигуна с психотерапией?
— Очень интересный вопрос. Чем больше я провожу занятий и общаюсь с существующей в СИЗО (например, в «Бутырке») командой психотерапевтов, тем больше мы находим точек соприкосновения в том, чем занимаемся. Цигун — практика, работающая с телом и через тело. То есть она помогает человеку понять что-то про себя не просто на уровне головы, но и на уровне всего тела. Основа восточного подхода заключается в том, что человек воспринимается как целостная, а не разрозненная система. Если таким образом рассматривать физическое тело, то можно сказать, что цигун помогает соединить это тело в единую структуру. Это сложный процесс, суть которого — привести человека в баланс. Вот и получается, что психотерапия как бы начинает этот процесс, а цигун распространяет его на все тело. Закрепляя таким образом результат этой терапии. Надо сказать, что я была приятно удивлена высоким профессионализмом психотерапевтов и могу с уверенностью сказать, что за нашим сотрудничеством большое будущее.
— Были интересные случаи на занятиях?
— Да как сказать. Ребята занимаются с удовольствием. Для них это хорошая возможность больше двигаться. А главное — двигаться в правильном направлении. Самое интересное наблюдение заключается именно в том, что занятия нравятся им самим. Некоторые даже просят домашние задания. У многих людей вне тюрьмы нет такой включенности. Так что да, это пока самый интересный случай.
