«Вечерний звон, бом-бом…» Это теперь у нас такой национальный вид спорта. Борис Гребенщиков (он же БГ, он же Борис Борисыч) пишет себе песню, а народ потом гадает: кого это он, любезный, имел в виду?
Так и сейчас. Только-только вышел его хит сезона под названием «Вечерний М». М — это не метро, не мужской туалет, это мудозвон. Вы покраснели? Зря. Нормальное русское слово. Оно даже не входит в четыре запрещенных, всем известных. Внимание, вопрос: а кто, собственно, мудозвон? «Он сияет, как новый полтинник,/С него капают лосьоны и лак,/И, когда гопота распинает Христа,/Он объяснит, отчего Христос враг./Вечерний мудозвон!/Вечерний мудозвон!/Когда нужна правда — правдивей всех он —/Вечерний, вечерний». Конец цитаты.
Не будем говорить — кто, хотя это был Слоненок. А кто же Слоненок? Все почему-то кивают на телеведущего Владимира Соловьева. Он сам говорит, что, конечно же, не верблюд, и кивает на новейшего президента Украины Владимира Зеленского: «Это он». Помните, чем он на пианино играл, будучи клоуном? И показал-таки чем, в одной из своих программ.
Другие знатоки творчества БГ считают, что это Иван Ургант. Действительно, «Вечерний Ургант», «Вечерний… звон», но Ургант в одной из своих программ тоже перевел стрелки на Соловьева, правда, так и не назвав его. Умеет же парень!
Надо сказать, с БГ это не впервой. Ну, любит человек загадки загадывать. Вот, пожалуйста, на заре туманной юности про старика Козлодоева:
«Сползает по крыше старик Козлодоев,/Пронырливый, как коростель./Стремится в окошко залезть Козлодоев/К какой-нибудь бабе в постель». А в конце: «Ползет Козлодоев, мокры его брюки,/Он стар; он желает в сортир». А это про кого? Думайте, думайте!
А вот перестроечный БГ: «Полковник Васин приехал на фронт/Со своей молодой женой./Полковник Васин собрал свой полк/И сказал им: «Пойдем домой./Мы ведем войну уже семьдесят лет./Мы считали, что жизнь — это бой,/Но, по новым данным разведки,/Мы воевали сами с собой». Ну чистый Ельцин, разве не так? Или Горбачев? Думайте.
Про Владимира Соловьева, который всем доказывает, что это не он… Вспомнилась мне «Литературная газета» советского времени, 16-я ее полоса, юмористическая. Там был такой рассказ про Иванова. Вышел Иванов из квартиры, а на стене написано «дурак». Иванов обалдел. Вернулся, запер за собой дверь и стал думать. А потом вышел и приписал: «Иванов не… дурак». И Соловьев не дурак, а очень даже умный человек. И совсем не м…звон. Ничего похожего!
Лучше молчать
Если не можешь сказать последнее прости, лучше помолчать, правда?
Телевизор не молчит, он говорит. Пусть говорит.
Есть специальные форматы на такие случаи. Душевные форматы, от сердца к сердцу. «Сегодня вечером», например… Сама обстановка там предполагает не суетиться, не перебивать друг друга во что бы то ни стало. Не работать для галочки, для учета, а всю свою память, благодарность, всю горечь утраты проявить в телепередаче.
Но есть другой формат. Марка Захарова не стало в субботу, и тут же, через несколько часов, вышел «Привет, Андрей!». По горячим следам. Они так спешили, чтобы опередить конкурентов. И опередили их. Срочно позвали людей, самых разных, чем больше, тем лучше. Некоторые из них либо никакого отношения к Захарову не имели, либо самое относительное. Малахов суетился, быстро-быстро что-то тараторил, а в глазах… Пустота. Хотя я-то знаю, он, по сути, очень душевный человек, принимающий любое горе, несправедливость близко к сердцу.
Но здесь Малахову надо было спешить, и он спешил. Здесь Малахову надо было стать первым, и он им стал. Отработал. Вот раньше, только на другом канале, он даже в столь трагические моменты жизни мог высказаться так личностно, интимно даже, несмотря на массу людей в студии, а сейчас… Галочку поставил, и был таков.
В день похорон на Первом — «Пусть говорят». Теперь уже Дмитрий Борисов. Опять масса призванного народу, опять нестыковки. Это прямой эфир. На большой экран выводят театр «Ленком», уже после прощания. Темно, вечер. У театра с наушниками стоят директор, ведущие артисты. Борисов должен их о чем-то спросить. Но он не знает о чем, а надо. Они не все слышат, ведущий нервничает, не думает уже об ушедшем, ему важно наладить связь.
…В креслах на студии сидят люди, и каждый должен что-то говорить, просто обязан. Вот тут этот каждый проявляется сразу. Кому-то нечего сказать, и он придумывает, кто-то прежде всего говорит о себе, а потом уже о Марке Анатольевиче. У ведущего пустые глаза…
Я не собираюсь учить вас, как правильно скорбеть, дорогие телевизионщики. Я сам не знаю. Ну, тогда, может, лучше все-таки помолчать. Да, проиграть конкуренту, но остаться человеком. Который всегда будет помнить Марка Захарова, Учителя нашей жизни.
