16-летний Никита родился со множеством тяжелейших диагнозов — ДЦП в тяжелой форме, гидроцефалия, эпилепсия... С рождения он проживал в специнтернатах, и ничего светлого жизнь ему не обещала и в дальнейшем.
Но судьба щедра на сюрпризы — совершенно неожиданно Никита вновь обрел маму и папу. Причем не приемных, а родных.
Тех самых, которые 16 лет назад оставили его, новорожденного младенца-инвалида, в роддоме.
Тех, кто написал отказ от крошечного сына, который, по всем прогнозам, не должен был прожить и года.
Тех, которых в обществе принято осуждать и предавать анафеме.
Но жизнь сложнее общепринятых правил. Потому что сегодня Ирина и Андрей Кузмичевы, родители Никиты, — самые любящие, самые преданные мама и папа на свете. И это несмотря на то, что сын никогда не обнимет их, не назовет «мамочка-папочка» — из-за глубокой умственной отсталости он не говорит ни слова и мало что понимает...
«Узнав о результатах МРТ мозга, я стала метаться по палате и выть...»
Удар по счастливой истории любви и семье Кузмичевых судьба нанесла на 5-м месяце желанной беременности. Всему виной стал так называемый гестоз, патология беременности: когда происходит как бы отторжение плода организмом матери. Прогнозировать его практически невозможно. Это осложнение смертельно опасно для самой беременной, и спасают прежде всего женщину, а не ребенка. При гестозе плод в утробе матери сильно страдает — патология вызывает внутриутробную гипоксию (нехватку кислорода) и задержку роста.
Чтобы Ирина выжила, ребенка пришлось извлечь на 6-м месяце, он был совсем крошечным — 900 г, и не дышал. Гипоксия, кровоизлияние в мозг IV степени при рождении — все это привело к тяжким и необратимым нарушениям.
— Он не выживет, сказали мне врачи в роддоме, — со слезами вспоминает Ирина. — Сперва не было уверенности, что кровоизлияние в мозг у него четвертой, самой тяжелой степени, это было только предположение. Но потом ему сделали МРТ головного мозга... К окнам палаты роддома, где я лежала, пришла свекровь, показала на пальцах цифру четыре и заплакала. Это был самый ужасный момент в моей жизни, я поняла, что повреждение мозга тяжелое и необратимое. Что мой мальчик не будет ни двигаться, ни разговаривать... На несколько дней я впала в сумасшествие, я металась по палате, выла среди ночи, ко мне постоянно прибегали врачи и вкалывали успокоительное...
Медики стали уговаривать Ирину не ломать жизнь себе и своим близким.
— Они объясняли, что мне ежедневно придется откачивать из его головы 40 мл крови из-за гидроцефалии. Чтобы голова не росла... — тихо продолжает она. — Врачи давили на меня, настаивали: «Вы понимаете, что вам предстоит? Вы намучаетесь, пока он будет жить какое-то время». Заведующая там такая строгая была, она мне говорила: «Я не разрешаю вам его забирать, вы слышите?» Они меня убедили, и я написала отказ...
Когда Ирина шла писать отказ, она колебалась до последней секунды, даже когда уже держала ручку: «Рука дрожала, все было как в тумане. Когда я потом забирала документ, не могла поверить, что это я писала, почерк был неузнаваем, корявый такой...».
С тех пор жизнь превратилась в ад. Мысль о брошенном ребенке не давала покоя ни днем, ни ночью. Она не помнит, что делала в те дни. Пила какие-то успокоительные таблетки. Бывали моменты, когда она ехала за рулем и не понимала, где находится... Через полтора года Ира не выдержала и решила разузнать о судьбе сына. Вместе с мужем они принялись обзванивать детские больницы, интернаты для детей-инвалидов...
В итоге они нашли мальчика в Вешняках, в 15-м доме ребенка.
— Когда мы приехали туда, то даже не смогли его увидеть. Нянечки в доме ребенка сказали, что он постоянно находится под какими-то проводочками, почти все время в реанимации. Мы узнали, что в полтора года Никите сделали шунтирование, чтобы был отток крови из головы. С тех пор у него через все тело проходит такой проводок, его постоянно надо обновлять. И тоже постоянно повторяли, что практически нет надежды на то, что он выживет с такими диагнозами... И мы уехали, так и не увидев Никиту... Все эти последующие 15 лет у меня лежал камень на душе, я не могла не думать о нем. Смотрела какие-то передачи, связанные с детьми, и меня начинали душить слезы. Представляла: вот ему сейчас было бы три годика... Или музыку какую-то слышала, которая тогда звучала, и в душе все переворачивалось. Но больше всего меня охватывал ужас и мурашки по коже, когда по телевизору показывали сюжеты про детские дома: я боялась увидеть следующий кадр, вдруг покажут моего сына, что он жив и он там есть. Время от времени я говорила Андрею: давай его попробуем найти. Но муж оберегал меня от этой темы, пресекал все разговоры.
«Радость от новой беременности перекрывал страх»
Примерно через год Ирина и Андрей узнали, что ждут второго ребенка. Будущая мать жутко паниковала — как будет протекать беременность на этот раз, не повторится ли прежний ужас? Полных пять месяцев Ира находилась в клинике, там ей было спокойней, а дома начинало трясти: что если она потеряет и этого ребенка?!
— Ощущения радости были смыты волнением и страхом, — признается Ирина. — И еще не покидала мысль: из-за того что я первого ребенка бросила, меня ждет возмездие и с этой беременностью тоже все будет плохо. Меня постоянно преследовал страх, я все время проводила в молитвах, день и ночь...
Действительно, у нее и на этот раз диагностировали гестоз. Дочка Анжелина родилась семимесячной, у нее тоже произошло кровоизлияние в мозг, но I (легкой) степени, из-за этого она прихрамывает на одну ножку, у нее легкая форма ДЦП.
К счастью, ДЦП у Анжелины почти незаметен. Сейчас ей 13 лет, и у нее просто немножко необычная походка, девочку это не портит. Ей предлагали сделать операцию, но пока она отказалась, возможно, согласится через какое-то время. Анжелина — девочка стильная, с модными красными прядями, настоящая красавица. И ник у нее в соцсетях соответствующий, в честь голливудской дивы — «Джоли». Увлекается Instagram, размещает в нем свои фото и видео «с танцульками». Учится на одни пятерки, «прекрасно рисует и лепит, у нее хорошо развита моторика», с гордостью говорит мама.
— Но даже Анжелина не смогла заставить утихнуть мою тоску по Никите. На сердце саднило, даже когда я смеялась, играя с дочерью...
«Меня ничто не напугало, когда я увидела сына»
Новый крутой поворот в жизни семьи произошел 12 февраля 2019 года.
В тот день Ирине по почте пришло уведомление... об уплате алиментов на ее сына Никиту. Как им потом объяснили, вышел закон, что с матерей, отказавшихся от ребенка в роддоме (если его никто не усыновил), будут взыскиваться алименты, которые пойдут на счет ребенка.
Так Ирина и Андрей узнали, что их сын жив. Потрясение было огромным. Как говорит Андрей, первой его мыслью была: вот сейчас я встречу парня, у которого я должен буду попросить прощения...
Сначала Андрей поехал в Центр содействия семейному воспитанию «Кунцевский», в котором находился Никита, один, без Ирины. А Ира с дочкой в полуобморочном состоянии ждали его звонка оттуда.
— Я Андрею говорила: если ты ожидаешь, что к тебе в центре подбежит мальчик и обнимет, то ты ошибаешься — ты увидишь скрюченное тельце, — рассказывает Ирина. — Я-то видела результаты МРТ, я знала, что за эти годы чуда не произошло. После того как он увидел Никиту, он позвонил мне и начал рассказывать: «За ним там очень хорошо ухаживают, какие же они молодцы, эти девочки-волонтеры...» — и все, на этой фразе он заплакал и бросил трубку. Хотя он никогда в жизни раньше не плакал.
Знакомые в один голос твердили Ирине: нашла, узнала, что сын жив, и все, и больше не ходи, не смотри на него.
Но родители их не слушали. Когда в «Кунцевском» был день открытых дверей, они поехали туда уже все вместе: Ирина, Андрей и его сестра. Андрей взял с собой доктора, потому что Ирине могло стать плохо, ее всю колотило...
— Когда я шла по длинному коридору, думала, я рухну, — голос Ирины дрожит. — Но когда увидела его, сразу успокоилась. Меня совсем не напугало то, как он выглядит, совсем. Я знала, была готова к тому, каким его увижу... Наоборот, в тот момент, когда я его увидела, у меня просто камень с души свалился. Стало легко и спокойно, как не было ни разу за все эти 16 лет... Мы стали ездить к Никите, нас учили ухаживать за ним, рассказывали, что он любит и как с ним общаться. Я поняла, что уже не смогу жить без него.
Родители навещали Никиту по нескольку раз в неделю на протяжении 5 месяцев. А потом решили: пора, все, мы его забираем домой.
Никаких проблем с оформлением не возникло, поскольку Ирину не лишали родительских прав, — ей повезло, как она говорит, это большая редкость! Ведь обычно матерей, которые отказались от ребенка в роддоме, автоматом лишают родительских прав. Кунцевская опека (по месту нахождения специализированного центра, где жил Никита) написала положительную резолюцию на заявлении Ирины.
Узнав о существовании брата, разрыдалась
— Знала ли Анжелина про брата? Как она отнеслась к его появлению в семье?
— Нет, мы ей сказали о нем только тогда, когда пришло уведомление об алиментах. Мы тогда были в шоке, все рассказали Анжелине, и ее первая реакция — она замолчала, вся покраснела, потом заплакала. А поскольку у нас с ней доверительные отношения, она мне говорит: «Вы что, теперь меня будете меньше любить, чем его?» Но на следующий день она всем подружкам по телефону сказала: «У меня есть братик теперь». Когда я ездила к Никите в Кунцевский центр, у нее первое время были моменты ревности. Она тоже с нами иногда ездила, но прикоснуться к нему смогла только в третий свой приезд. То, что он «особенный», ее вообще не волновало: мы с ней много времени проводили в детских реабилитационных центрах и там насмотрелись на больных детишек. Она среди таких детей чувствует себя как рыба в воде. У нее подруга-колясочница, которая не ходит. Сейчас ревность со стороны Анжелины прошла, она видит, что я ей столько же внимания уделяю, я доказала, что никогда не буду любить ее меньше. Она нежно относится к Никите, часто рисует его и портреты всей нашей семьи, все это в обрамлении сердечек...
— Как изменилась ваша жизнь с появлением в ней Никиты?
— Первые дни у меня были недосыпания, недоедания, конечно, трудно было сразу приспособиться к новой немалой нагрузке. Но с каждым днем становилось все легче, легче... Прошло всего два месяца, как мы его забрали, но уже не сравнить с первыми днями. Я, сказать честно, ожидала, что будет тяжелее! Но все страхи рассеялись как дым. Мы живем так, и у нас все прекрасно! Никита в нашей семье — это не проблема, а счастье!
— Вообще никаких трудностей с Никитой нет! — твердо сказал Андрей.
Родители научились его понимать. «Доступен эмоциональному контакту» — так написано у Никиты в медзаключении. Он не любит находиться один, подает звуки, когда ему что-то надо. Когда устает, начинает капризничать. Глаза трет — значит, хочет спать или устал сидеть в коляске, хочет принять горизонтальное положение. Они знают, когда ему весело, знают, когда он хочет есть. «Нам говорили в центре, что он мало ест, но у нас он кушает очень хорошо!» — улыбается мама. Любимое занятие Никиты — когда к Ирине приходит в гости подруга, он сидит рядом в коляске и слушает их беседу, на него это действует умиротворяюще.
— Меня не отпускает мысль: почему я не сделала этого раньше? — у Ирины наворачиваются слезы... — После того как мы забрали Никиту, у меня стали часто появляться моменты счастья. Я испытываю счастье от каждой мелочи. У меня нет никакого угнетенного состояния, когда я просыпаюсь утром: ой, мне сейчас трудности предстоят, — нет этого совсем, представляете!
Руководитель проекта ухода за детьми-инвалидами: нас это событие воодушевило!
Вот что рассказала о Никите Юлия Тарасова, руководитель проекта «Дети.pro» службы помощи «Милосердие», в ведении которого находился мальчик:
— Я знакома с Никитой 5 лет, мальчик был в группе интерната, за которой еще до моего с ним знакомства около 5 лет ухаживали сестры милосердия. Четыре года назад возник наш проект «Дети.pro» — по профессиональной помощи детям с тяжелыми множественными нарушениями развития в детских домах и интернатах; и Никита вошел в нашу группу.
Конечно, такое не часто встретишь: чтобы детей со столь сложными диагнозами, да еще и в подростковом возрасте, забирали в семью. А уж в кровную, родную — это вообще уникальный случай. Нас, специалистов, воспитателей проекта это событие очень воодушевило. Мы, безусловно, стараемся создавать семейные условия для таких детей: у каждого ребенка есть «личный взрослый», который, как и родитель, поддерживает его. У Никиты тоже был такой взрослый, но все-таки родная семья ни с чем не сравнится! И тут у нас нет поводов соревноваться. Мы были бы рады, если бы каждый ребенок нашей группы имел возможность обрести любящую семью. Конечно, за годы тесного знакомства мы привязались к Никите и будем скучать. Но это чудо, что Никита обрел дом и родных, к тому же таких замечательных.
■ ■ ■
— Многие люди из нашего окружения, врачи из органов опеки пугали меня, говорили: заберешь его, муж от тебя уйдет, превратишься в старушку, ничем интересоваться не будешь, погрязнешь в заботах о сыне-инвалиде, — делится Ирина. — Муж, кстати, ужасно возмутился, когда я ему об этом рассказала! Но все оказалось ровно наоборот — только сейчас я чувствую себя полностью счастливой.
...После общения с этой семьей ощущаешь небывалый позитив. И как-то переворачивается сознание. Мы привыкли к мысли, что инвалиды, да еще такие тяжелые, это всегда трудности, это горе в семье. Ирина и Андрей доказали, что можно быть счастливыми в любой ситуации, смотря как к ней относиться. Они боялись страданий от жизни с глубоким инвалидом, а в результате страдали куда сильнее из-за его отсутствия. Но совершенные ошибки не так страшны, если их удается вовремя исправить.
...Двери их большого и красивого дома всегда распахнуты перед гостями, они часто устраивают для друзей барбекю на свежем воздухе, Никита на коляске тут же, рядом со всеми. Собираются ли в торговый центр за формой дочке — без проблем, кладут в машину коляску, пуфик для сына и едут все вместе. Мальчик не может есть твердую пищу — не страшно, он ест то же самое, что и вся семья, но только провернутое в блендере. Никита обеспечен всеми современными приспособлениями для ухода за инвалидами: у него спецкровать, спецматрас с защитой от пролежней, переноска, с помощью которой его можно перемещать из коляски в кровать и купать в ванной. Получается, что все проблемы можно решить — все, кроме душевных терзаний, которые рвут сердце день за днем, год за годом...
— Не надо его жалеть, — сказал мне на прощанье Андрей. — Мы живем так, как будто он обычный ребенок.
