Подростковый сленг одних родителей раздражает, других пугает, мешая понимать, о чем говорят их дети. Стремясь общаться с отпрысками на одном языке, одни родители без конца их одергивают, призывая к «нормальной» речи, другие сами осваивают молодежный жаргон.
Как реагировать взрослым на тинейджерский новояз — бороться или, как говорят сами подростки, «забить»? И не приведет ли общение на сленге к тому, что подрастающее поколение и вовсе забудет грамотную родную речь?
Корреспондент «МК» выяснил эти насущные вопросы с помощью специалистов.
— Я не понимаю половину из того, что говорит моя дочь! — сетует 37-летняя Юлия, мама семиклассницы Даши. — Например: «Ты в каком луке сегодня на репу?» Это вопрос к подружке по телефону. Я уже понимаю, что «лук» — это образ, одежда. А «репа» — это репетиция. А еще «треня» вместо тренировки, «хорюга» — это, страшно сказать, хореография! Коробит жутко! Я постоянно делаю замечания, чтобы дочка выражалась нормальным русским языком. А она мне: «Что, словечко не зашло?»
Некоторые взрослые спокойно принимают сленг. И даже если сами не общаются на нем, то прекрасно понимают значение модных словечек и адекватно на них реагируют. Не приведет ли такое попустительство к тому, что наши дети вовсе забудут нормальный русский язык?!
— То, что мы называем «молодежным сленгом», зарождается в возрастных группах в промежутке от 12 до 25 лет, отражая настроение и увлечения этих групп, — уточняет филолог Елена Лаевская. — Именно поэтому он быстро меняется, как и все в этом возрасте. Одни слова забываются, новые придумываются. Если подростковый сленг хотя бы отчасти зарождается при личном общении в школах, колледжах, лагерях и пр., то так называемый взрослый новояз (за исключением узкопрофессиональных жаргонов) почти полностью родом из Интернета. Он также прямое отражение явлений, событий и интересов определенных социальных и профессиональных групп.
Психолог-практик Елена Пиховкина считает, что разбираться в молодежном сленге родителям полезно в воспитательных целях. Словарный запас подростка — безошибочный показатель того, что у него на уме, чем он живет и увлекается:
— Многие родители переживают, что язык их детей засорен, но это как раз не проблема. Язык — это отражение среды общения, не держать же ребенка в вакууме ради его чистоты. К тому же большинство словечек быстро устаревает и исчезает. Только вы привыкли, скажем, к «ржунемогу» в ответ на ваши замечания, как оно превратилось в «ору», что также значит «смеяться до колик». Единственное, что можно посоветовать родителям, ратующим за чистоту речи, — следить и за своей лексикой тоже. Многие из взрослых даже не замечают, сколько современных вербальных новообразований крутится в их собственной речи. А ребенок перенимает и у вас тоже. Хороший ход — объявить ваш дом «территорией чистой речи». Вошел домой — никаких жаргонизмов, касается и детей, и родителей. Но если вы хотите быть в курсе увлечений вашего подростка, прислушайтесь, какого именно сленга больше в его речи.
«Дочь постоянно использует какой-то «ауч» жуткий. Не туда нажал в ноуте, уронил карандаш, пролил сок — все, ауч! Произносится с разными интонациями в течение всего дня, прямо выбешивает!» — делится мама шестиклассницы Риты, забывая, что «выбешивает» — тоже новояз, только взрослый.
— Пусть мама не волнуется, через год Рита перерастет свой «ауч», — комментирует психолог. — А вот если в речи отпрыска вдруг появляется, скажем, наркоманская или уголовная лексика (тюремный «арго»), родителям следует насторожиться и заинтересоваться его кругом общения. Хотя важно понимать, что это вовсе не значит, что ваш отпрыск крутится среди наркоманов и уголовников. Это означает лишь то, что в той подростковой среде, где он общается, принято козырять подобными словечками.
Активный вокабуляр подростка зависит от того, чем он на данный момент занят и увлечен, он показывает его отношение к окружающему миру и приоритеты. Если в речи тинейджера много так называемого «лексикона вражды», он тяготеет к тем подростковым группам, где в чести проявления силы и агрессии. Принадлежность к определенной среде можно вычислить и по стилю переписки чада в соцсетях.
— Употребление определенных интернет-жаргонизмов — это своего рода мода, показывающая, что тот, кто их употребляет, относится к определенному кругу, — уверен заведующий лабораторией лингвистической конфликтологии НИУ ВШЭ, доктор филологических наук, профессор Максим Кронгауз. — Я, например, по одному анонимному посту могу угадать, кто его «аффтар» — мужчина или женщина, какого возраста и рода занятий. Однажды таким образом вычислил девушку, ошибся только на год — думал, ей 20, оказалось, 21.
В лаборатории, где трудится профессор Кронгауз, разработан словарь самого современного из русских языков — сетевого новояза. Его создатели считают, что их пособие можно использовать как детектор лжи. Перед теми, у кого он под рукой, за сетевым «постом» лица не утаишь: случайно оброненное в Интернете слово может сказать о его «аффтаре» очень многое.
— Большинство детей и взрослых просто повторяют расхожие жаргонизмы, не раздумывая, откуда именно они взялись, — говорит филолог Елена Лаевская. — Но это обычно сленговые слова, которые на поверхности, у всех на устах. А вот если идет «углубление» и определенная лексика начинает превалировать — это повод задуматься. Массированное употребление не слишком расхожих, «специальных» жаргонизмов сигнализирует о том, что интересы человека лежат в той сфере, где обсуждаются явления, породившие данные слова.
Вот некоторые вербальные новообразования, возникшие на базе тюремного арго и наркоманского сленга.
Аптека — вещества, изменяющие сознание, которые можно купить в аптеке.
Баян — для нормальных людей «устаревшая шутка», для наркоманов — инструмент для введения вещества.
Варик (вариант), челик (человек), падик (подъезд), моцик (мотоцикл) и прочие укороченные слова с добавлением суффикса пришли в сленг преимущественно из колоний для несовершеннолетних, порождающих свой «птичий» язык. Интересно, что слова, сокращенные таким же образом много лет назад (телик, велик и пр.), прижились настолько, что уже не режут слух даже филологам.
Вата — остатки вещества на ватных тампонах.
Вписаться — заступиться, поддержать.
Годнота — хороший, сносный. Образовано по принципу слова «босота», бывшего в ходу в той же среде много лет назад. Существует также «милота», носящая ехидный оттенок смысла.
Жиза — тюремный вариант слова «жизнь». Молодежь употребляет его в ситуациях, когда старшее поколение сказало бы «селяви» — такова жизнь.
Закладка — место передачи, тайник.
Зашквар — на тюремном языке «стыд, позор». Для подростков это нечто вышедшее из моды, непопулярное или глупое — например, парень в носках и сандалиях будет определен как «зашкварный».
Зачет, зачетный — подходящий, классный, но слово пришло вовсе не из университетской жизни, как можно подумать, а из тюремной. Образовано от «зачтется» — будет засчитано в плюс.
Инфа сотка — достоверная информация.
Корабль — спичечный коробок с наркотическим веществом.
Медленные (кислота, перец, соль, дурь) — обозначения веществ, от которых можно «залипнуть».
На районе (пишется слитно «нараене»), равно как «на костюме», «на галстуке», «на погонах», — определение местности или формы одежды, заимствовано из «блатного» языка.
Поуху — все равно, безразлично, плевать.
Синяк, синий — алкоголик. Синячить — пить спиртное.
Сотка — мобильный телефон.
Фен (быстрые, скорость, спиды, первый) — стимулирующие вещества.
Фрик — слово заимствовано из английского, но на родине обозначает «неформала, плюющего на законы социума», а в «русском блатном» — урода, изгоя.
Хлебушек — глупый, недалекий человек, простофиля.
Чек — доза вещества, отвешенная для продажи.
Язык сетевых подонков
Мама 11-классницы Милы в шоке от того, как ее дочь общается в мессенджере:
— На мое послание, написанное нормальным, человеческим языком, она может ответить одним словом: «нуичо». И это девочка, у которой «пятерка» по русскому языку! Но Милка только смеется, уверяет, что грамотность тут ни при чем, это просто мода такая. Якобы знание такого жаргона показывает, что ты свой человек в Сети, где общаются вот таким образом.
Ее поддерживает другая мама, чья дочь, 10-классница Лиза, пишет прекрасные стихи и дома общается на безупречном литературном языке:
— А тут я увидела, как мой ребенок прокомментировал в соцсетях фото своих подруг: «Деуки ну и лучок у вас седня!» Именно так, без знаков препинания, хотя при таком написании они уже ничего не спасут. Я не сразу поняла, что «деуки» — это «девки», «седня» — «сегодня», а «лучок» — это уменьшительное от «лук», образ. Скоро будут вообще звуками общаться, как обезьяны! Решила с дочкой поговорить, а она мне: «Что ты агришься!» И переводит: мол, ты сердишься!
— Молодежный сленг — это как иностранный язык, — говорит сама Лиза. — И знать его — вовсе не означает забыть родной. Я, например, перехожу на сленг, общаясь в своей компании, а дома с родителями разговариваю нормально. Одно другому не мешает.
Одна из наиболее привлекательных функций новояза, что детского, что взрослого, — он маскирует безграмотность.
— В доинтернетную эпоху у России было много бед — «тся» и «ться», «жи-ши» и пр. Теперь в помощь двоечникам «стопицот» вербальных новообразований, позволяющих не ломать над этим голову, — говорит научный сотрудник лаборатории лингвистической конфликтологии НИУ ВШЭ Александр Пиперски, соавтор словаря сетевого новояза.
— По количеству заимствований сленг действительно сродни иностранному языку, — добавляет филолог Елена Лаевская. — Зная происхождение того или иного новояза, легко понять, откуда что в нем взялось. Рунет, к примеру, заимствуя лексику из так называемого «языка сетевых подонков» (так называют сетевой новояз его исследователи), перерабатывает ее и большую часть русифицирует при помощи элементов словообразования родного языка. Например, «агриться» — от angry (сердитый — англ.) или «яблофон» вместо «айфон». Одно время, когда общественность активно обсуждала спутник ГЛОНАСС, в моду вошел глагол «глонасить» — в смысле «заметать следы». Сейчас он практически исчез из речи, а вот появившееся примерно в то же время заимствование «лайфхак» прижилось и поныне с нами. «Несвежие» уже англицизмы «лайтовый» (легкий) и «трэш» (ерунда, неприятная неразбериха) все еще в ходу.
Фото: pxhere.comУ исследователей языковых явлений тоже есть свой жаргон, на котором молодежный сленг именуется «языком подонков». Как разговорный сленг в свое время породили малограмотные обитатели социального дна, так и сетевой новояз явили миру «языковые подонки», только сетевые. По мнению специалистов, его русифицированный вариант ввели в обиход наши эмигранты, взяв за основу язык программистов, который появился в Сети самым первым.
— На заре Интернета в Сети общались лишь айтишники, чей лексикон пришел из английского по техническим причинам, — они оперировали терминами, сокращая их из экономии времени и места, — поясняет филолог Елена Лаевская. — Им было необходимо обмениваться информацией, но технари стремились к краткости. Они-то и породили «птичий» сетевой язык, известный сегодня каждому пользователю Интернета. А молодежь из числа эмигрантов, начав общаться друг с другом в Сети, дополнила лексику программистов разговорными словами. Понятно, что русский язык эмигранта уже сам по себе не идеален: что-то забылось, что-то заменилось иностранными заимствованиями. Для упрощения написания русскоязычные граждане за рубежом добавляли к английским словам русские приставки и суффиксы — «шеймить» (стыдить), «гамать» (играть), «полукай» (посмотри) и пр. Выплеснувшись в Сеть, все это и стало сетевым новоязом.
С развитием Интернета «язык подонков» хлынул в массы. Его с радостью подхватили те, кто в чатах общаться желал, но стеснялся своей безграмотности. «Ойвсё», «слоупок», «тру», «негодуэ» и иже с ними намеренно уводят «аффтара» от необходимости соблюдать грамматические правила, не говоря уж о пунктуации.
С появлением в Интернете детей и подростков сетевой сленг обогатился словами-«эмодзи» и терминологией «геймеров» — фанатов компьютерных игр. Слова-«эмодзи» образованы от аббревиатуры, расшифровывающей значение «смайлика» — сетевого значка, обозначающего ту или иную эмоцию. Иногда это просто описание, как «ору» (подразумевается «смайлик» с широко разинутым от смеха ртом) или «печалька» (описание плачущего значка). Что до терминологии геймеров, со временем она начинает обозначать предметы и явления, не связанные с компьютерными играми. Например, «катка» (изначально — раунд в игре-стрелялке) сегодня обозначает любую активность, ограниченную по времени, будь то урок, экзамен или футбольный матч. Если было легко, подростки говорят «катка изи» (от англ. easy — просто), если сложно, «катка» называется «потной» — от родного слова «пот».
По мнению специалистов, в сленге есть своя польза, и без некоторых вербальных заимствований или новообразований уже не обойтись ни детям, ни взрослым. Это относится к синонимам слов, которые русский язык наделяет слишком весомым смыслом.
— Хорошо, что есть «френд», потому что сетевой приятель — это не друг в том смысле, каким наделяет это слово русский язык, — приводит пример профессор Кронгауз. — Подобных примеров множество: например, книга в русском — это книга. А заимствованный «лонгрид» — это не книга, а чтиво, хотя и длинное. Ненависть — серьезное, глубокое чувство, отношение. А хейтер — это тот, который увлекается или развлекается ненавистью.
Для проверки себя на знание подросткового сленга (и, соответственно, того, что на душе у вашего ребенка) специалисты предлагают родителям перевести на русский следующее высказывание: «Батхерт краш зафрендзонил».
Справляются единицы — дело в том, что некоторые слова, сохранив форму, известную родителям по их юности, со временем изменили свое значение. Например, «краш» для мам и пап, помнящих свой молодежный сленг, — это «облом», «крушение», «неприятность». А для нынешних подростков «краш» — это влюбленность, а также ее объект любого пола (ранее «бойфренды», «мэны», «герлы», «биксы», «телки» и пр.) Для «продвинутых» в свое время родителей «батхерт» — это «беда на задницу», то есть жуткие проблемы. Сегодняшние же тинейджеры называют так душевные страдания (взамен отмершей «печальке»). «Френд» был «френдом» во все времена, но в наши с добавлением «зоны» обозначает дружбу. Таким образом, изречение «Зашкварный батхерт краш зафрендзонил» переводится на русский литературный как «Ужасно страдаю, возлюбленный предложил остаться друзьями».
Разговорник для родителей: слова, возникшие на базе «языка сетевых подонков» и мемов:
Байтить — копировать кого-либо.
Воркать — работать.
Дизлайк, дизлайки (диз, дизы) — не нравится, не одобряю.
Капсить — громко говорить, кричать (в онлайне — усиливать эффект при помощи заглавных букв).
Крипово — страшно.
Оффтоп — не по теме.
Пофиксить — исправить.
Прогать, прогер — программировать, программист.
Рандомный — выбранный наугад. На языке программистов «рандомайзер» — генератор случайных чисел.
Сорян — прости.
Тима — команда.
Хайп — резонанс, шумиха, агрессивный пиар.
Чекать — проверять, пробивать информацию о чем-то или о ком-то.
Чтоб всем ребятам, всем чилдренятам стало веселее...
— В речи сына меня ужасно раздражает сюсюканье, — признается папа пятиклассника Пети. — Я в его возрасте получал от родителей за принесенную со двора нецензурщину, а у Петьки сплошь вкусняшки, обнимашки, макарошки, мяско, печеньки... Я понимаю, что так выражается Петина мама, но она обижается, когда я прошу ее выражаться по-человечески хотя бы в присутствии сыновей.
Мама сестер 16 и 10 лет сетует, что младшая все повторяет за старшей и звучит это порой диковато:
— Представьте, что 10-летний ребенок сообщает вам, что собирается «затестить ваш кремушек» (испробовать крем. — Авт. )... Доходит до анекдота. Старшая, оставаясь дома с младшей, ставит статус в соцсетях: «Пасу чилдрененка!» (сижу с ребенком. — Авт. ) и плачущий смайл. А снизу коммент младшей: «Коливинг чо!» (вместе живем, что поделаешь! — Авт. ).
Специалисты считают, что «подонковский язык» сейчас постепенно отмирает, уступая место языкам субкультур и социальных сообществ, среди которых заметное место принадлежит так называемому «девачковому языку» с его «мимими» и «няшами» и «мамскому языку» с его уменьшительно-ласкательными суффиксами (обнимашки, печеньки и пр.).
— Любой сленг — это способ отличить своих от чужих, — поясняет филолог Елена Лаевская. — К примеру, английские заимствования поддерживают «на плаву» хипстеры, тяготеющие к западному образу жизни. Они отслеживают новинки англоязычного сленга и «одомашнивают» их с помощью русских приставок и суффиксов. Другие субкультуры изобретают новообразования на основе русских слов или приносят заимствования из других языков. Например, «анимешки» (подростковая субкультура любителей японских «аниме» — мультиков. — Авт. ) постоянно приносят в молодежный сленг новые японские словечки. Еще недавно популярные прилагательные «мимишный» и «няшный» сегодня сменились на синонимы, заимствованные из японского, — «каваи», «кавайный».
Наибольшее количество слов в общий молодежный сленг попадает из жаргона наиболее распространенных сообществ. Так, «мамский язык» (лексикон сетевых сообществ молодых мам) по понятным причинам передается их детям, обогащая молодежный сленг многочисленными уменьшительно-ласкательными сокращениями. Любопытно, что сленг впитывает и лексику, появляющуюся «в противовес» языку сообщества, от его ненавистников. Например, слово «милота» возникло как издевательское по отношению к «мимимишным девачкам» и сюсюкающим «яжематерям», а в итоге прижилось и теперь имеет самостоятельное значение. Слово «манагер» появилось как уничижительное по отношению к «пафосу» корпоративной культуры высокооплачиваемых менеджеров, а «гламурка» и «лухари» — как ехидные характеристики дамы, говорящей только о «трендах», «брендах» и luxury (товары и услуги класса «люкс»).
Итак, надо ли говорить с подрастающим поколением на одном языке?
— Главное, его понимать, — убеждена психолог-практик Елена Пиховкина. — Избавиться от сленга можно только в полной изоляции от общества. Подростковый сленг ваш ребенок рано или поздно перерастет, но он непременно сменится профессиональным или относящимся к определенной социальной группе. А основное, что могут сделать родители, заинтересованные в том, чтобы общение со сверстниками на сленге не мешало развитию грамотной родной речи, это вырастить ребенка читающим.
Действительно, каждый новый день приносит новый недолговечный жаргонизм, а каждое прочитанное классическое произведение — великое множество красивых и вечных слов.
Жанна Голубицкая Заголовок в газете: Кого «выбешивает» подростковый новояз Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28112 от 28 октября 2019
Подростковый сленг одних родителей раздражает, других пугает, мешая понимать, о чем говорят их дети. Стремясь общаться с отпрысками на одном языке, одни родители без конца их одергивают, призывая к «нормальной» речи, другие сами осваивают молодежный жаргон. Как реагировать взрослым на тинейджерский новояз — бороться или, как говорят сами подростки, «забить»? И не приведет ли общение на сленге к тому, что подрастающее поколение и вовсе забудет грамотную родную речь? Корреспондент «МК» выяснил эти насущные вопросы с помощью специалистов. — Я не понимаю половину из того, что говорит моя дочь! — сетует 37-летняя Юлия, мама семиклассницы Даши. — Например: «Ты в каком луке сегодня на репу?» Это вопрос к подружке по телефону. Я уже понимаю, что «лук» — это образ, одежда. А «репа» — это репетиция. А еще «треня» вместо тренировки, «хорюга» — это, страшно сказать, хореография! Коробит жутко! Я постоянно делаю замечания, чтобы дочка выражалась нормальным русским языком. А она мне: «Что, словечко не зашло?» Некоторые взрослые спокойно принимают сленг. И даже если сами не общаются на нем, то прекрасно понимают значение модных словечек и адекватно на них реагируют. Не приведет ли такое попустительство к тому, что наши дети вовсе забудут нормальный русский язык?! — То, что мы называем «молодежным сленгом», зарождается в возрастных группах в промежутке от 12 до 25 лет, отражая настроение и увлечения этих групп, — уточняет филолог Елена Лаевская. — Именно поэтому он быстро меняется, как и все в этом возрасте. Одни слова забываются, новые придумываются. Если подростковый сленг хотя бы отчасти зарождается при личном общении в школах, колледжах, лагерях и пр., то так называемый взрослый новояз (за исключением узкопрофессиональных жаргонов) почти полностью родом из Интернета. Он также прямое отражение явлений, событий и интересов определенных социальных и профессиональных групп. Психолог-практик Елена Пиховкина считает, что разбираться в молодежном сленге родителям полезно в воспитательных целях. Словарный запас подростка — безошибочный показатель того, что у него на уме, чем он живет и увлекается: — Многие родители переживают, что язык их детей засорен, но это как раз не проблема. Язык — это отражение среды общения, не держать же ребенка в вакууме ради его чистоты. К тому же большинство словечек быстро устаревает и исчезает. Только вы привыкли, скажем, к «ржунемогу» в ответ на ваши замечания, как оно превратилось в «ору», что также значит «смеяться до колик». Единственное, что можно посоветовать родителям, ратующим за чистоту речи, — следить и за своей лексикой тоже. Многие из взрослых даже не замечают, сколько современных вербальных новообразований крутится в их собственной речи. А ребенок перенимает и у вас тоже. Хороший ход — объявить ваш дом «территорией чистой речи». Вошел домой — никаких жаргонизмов, касается и детей, и родителей. Но если вы хотите быть в курсе увлечений вашего подростка, прислушайтесь, какого именно сленга больше в его речи. «Дочь постоянно использует какой-то «ауч» жуткий. Не туда нажал в ноуте, уронил карандаш, пролил сок — все, ауч! Произносится с разными интонациями в течение всего дня, прямо выбешивает!» — делится мама шестиклассницы Риты, забывая, что «выбешивает» — тоже новояз, только взрослый. — Пусть мама не волнуется, через год Рита перерастет свой «ауч», — комментирует психолог. — А вот если в речи отпрыска вдруг появляется, скажем, наркоманская или уголовная лексика (тюремный «арго»), родителям следует насторожиться и заинтересоваться его кругом общения. Хотя важно понимать, что это вовсе не значит, что ваш отпрыск крутится среди наркоманов и уголовников. Это означает лишь то, что в той подростковой среде, где он общается, принято козырять подобными словечками. Активный вокабуляр подростка зависит от того, чем он на данный момент занят и увлечен, он показывает его отношение к окружающему миру и приоритеты. Если в речи тинейджера много так называемого «лексикона вражды», он тяготеет к тем подростковым группам, где в чести проявления силы и агрессии. Принадлежность к определенной среде можно вычислить и по стилю переписки чада в соцсетях. — Употребление определенных интернет-жаргонизмов — это своего рода мода, показывающая, что тот, кто их употребляет, относится к определенному кругу, — уверен заведующий лабораторией лингвистической конфликтологии НИУ ВШЭ, доктор филологических наук, профессор Максим Кронгауз. — Я, например, по одному анонимному посту могу угадать, кто его «аффтар» — мужчина или женщина, какого возраста и рода занятий. Однажды таким образом вычислил девушку, ошибся только на год — думал, ей 20, оказалось, 21. В лаборатории, где трудится профессор Кронгауз, разработан словарь самого современного из русских языков — сетевого новояза. Его создатели считают, что их пособие можно использовать как детектор лжи. Перед теми, у кого он под рукой, за сетевым «постом» лица не утаишь: случайно оброненное в Интернете слово может сказать о его «аффтаре» очень многое. — Большинство детей и взрослых просто повторяют расхожие жаргонизмы, не раздумывая, откуда именно они взялись, — говорит филолог Елена Лаевская. — Но это обычно сленговые слова, которые на поверхности, у всех на устах. А вот если идет «углубление» и определенная лексика начинает превалировать — это повод задуматься. Массированное употребление не слишком расхожих, «специальных» жаргонизмов сигнализирует о том, что интересы человека лежат в той сфере, где обсуждаются явления, породившие данные слова. Вот некоторые вербальные новообразования, возникшие на базе тюремного арго и наркоманского сленга. Аптека — вещества, изменяющие сознание, которые можно купить в аптеке. Баян — для нормальных людей «устаревшая шутка», для наркоманов — инструмент для введения вещества. Варик (вариант), челик (человек), падик (подъезд), моцик (мотоцикл) и прочие укороченные слова с добавлением суффикса пришли в сленг преимущественно из колоний для несовершеннолетних, порождающих свой «птичий» язык. Интересно, что слова, сокращенные таким же образом много лет назад (телик, велик и пр.), прижились настолько, что уже не режут слух даже филологам. Вата — остатки вещества на ватных тампонах. Вписаться — заступиться, поддержать. Годнота — хороший, сносный. Образовано по принципу слова «босота», бывшего в ходу в той же среде много лет назад. Существует также «милота», носящая ехидный оттенок смысла. Жиза — тюремный вариант слова «жизнь». Молодежь употребляет его в ситуациях, когда старшее поколение сказало бы «селяви» — такова жизнь. Закладка — место передачи, тайник. Зашквар — на тюремном языке «стыд, позор». Для подростков это нечто вышедшее из моды, непопулярное или глупое — например, парень в носках и сандалиях будет определен как «зашкварный». Зачет, зачетный — подходящий, классный, но слово пришло вовсе не из университетской жизни, как можно подумать, а из тюремной. Образовано от «зачтется» — будет засчитано в плюс. Инфа сотка — достоверная информация. Корабль — спичечный коробок с наркотическим веществом. Медленные (кислота, перец, соль, дурь) — обозначения веществ, от которых можно «залипнуть». На районе (пишется слитно «нараене»), равно как «на костюме», «на галстуке», «на погонах», — определение местности или формы одежды, заимствовано из «блатного» языка. Поуху — все равно, безразлично, плевать. Синяк, синий — алкоголик. Синячить — пить спиртное. Сотка — мобильный телефон. Фен (быстрые, скорость, спиды, первый) — стимулирующие вещества. Фрик — слово заимствовано из английского, но на родине обозначает «неформала, плюющего на законы социума», а в «русском блатном» — урода, изгоя. Хлебушек — глупый, недалекий человек, простофиля. Чек — доза вещества, отвешенная для продажи. Язык сетевых подонков Мама 11-классницы Милы в шоке от того, как ее дочь общается в мессенджере: — На мое послание, написанное нормальным, человеческим языком, она может ответить одним словом: «нуичо». И это девочка, у которой «пятерка» по русскому языку! Но Милка только смеется, уверяет, что грамотность тут ни при чем, это просто мода такая. Якобы знание такого жаргона показывает, что ты свой человек в Сети, где общаются вот таким образом. Ее поддерживает другая мама, чья дочь, 10-классница Лиза, пишет прекрасные стихи и дома общается на безупречном литературном языке: — А тут я увидела, как мой ребенок прокомментировал в соцсетях фото своих подруг: «Деуки ну и лучок у вас седня!» Именно так, без знаков препинания, хотя при таком написании они уже ничего не спасут. Я не сразу поняла, что «деуки» — это «девки», «седня» — «сегодня», а «лучок» — это уменьшительное от «лук», образ. Скоро будут вообще звуками общаться, как обезьяны! Решила с дочкой поговорить, а она мне: «Что ты агришься!» И переводит: мол, ты сердишься! — Молодежный сленг — это как иностранный язык, — говорит сама Лиза. — И знать его — вовсе не означает забыть родной. Я, например, перехожу на сленг, общаясь в своей компании, а дома с родителями разговариваю нормально. Одно другому не мешает. Одна из наиболее привлекательных функций новояза, что детского, что взрослого, — он маскирует безграмотность. — В доинтернетную эпоху у России было много бед — «тся» и «ться», «жи-ши» и пр. Теперь в помощь двоечникам «стопицот» вербальных новообразований, позволяющих не ломать над этим голову, — говорит научный сотрудник лаборатории лингвистической конфликтологии НИУ ВШЭ Александр Пиперски, соавтор словаря сетевого новояза. — По количеству заимствований сленг действительно сродни иностранному языку, — добавляет филолог Елена Лаевская. — Зная происхождение того или иного новояза, легко понять, откуда что в нем взялось. Рунет, к примеру, заимствуя лексику из так называемого «языка сетевых подонков» (так называют сетевой новояз его исследователи), перерабатывает ее и большую часть русифицирует при помощи элементов словообразования родного языка. Например, «агриться» — от angry (сердитый — англ.) или «яблофон» вместо «айфон». Одно время, когда общественность активно обсуждала спутник ГЛОНАСС, в моду вошел глагол «глонасить» — в смысле