...Это было мое первое большое и настоящее журнальное интервью с серьезным советским спортсменом. Я только-только поступил в комсомольско-молодежное издание «Смена», а Федор был признан лучшим футболистом всего СССР. Мы были уже немного знакомы, да и вообще — почти ровесники, но, чтоб вы знали или вспомнили, в те времена в печати не принято было тыкать — все шло строго на «вы». И Федя перед началом беседы озорно мне подмигнул — вроде нормально сейчас поговорим, а тебе потом на официалку какую-то все выворачивать — тяжело ведь? Не объяснять же мне тогда было, что это — чуть не в первый раз.
Мне, конечно, хотелось выглядеть пооригинальнее — и я для начала спросил у Феди, зачем он, будучи уже зачисленным в дубль «Спартака», подал документы в Горный институт, в который впоследствии не только поступил, но и абсолютно по-честному его окончил. И вот что услышал в ответ.
— Ты понимаешь, я ведь никогда не воспринимал футбол как способ зарабатывания денег — я в него просто играл для получения удовольствия. А горный инженер — это, как мне казалось, профессия, за счет которой я смогу существовать. Там — работа, деньги, а здесь — просто игра. Вот и все.
— Постой, но ты же уже в это время мог оценить свои перспективы по «Спартаку» и разным юношеским сборным?
— Да мало ли, что я мог?! Это же другие должны оценивать! Ты знаешь, сколько ребят я видел в самых разных возрастах намного сильнее себя?! Но ты вот сейчас у меня интервью берешь, да еще на вы, а они все куда-то делись, да?
— Федь, вот так — вопросом на вопрос — интервью ведь никакого не получится. Ответь прямо: ты вот совсем ни фига в себя не верил?
— Ну, «ни фига» у вас, Сергей, вычеркнут, а так отвечаю: пойми, человек ведь состоит из комплексов. Любой человек, правда. И кто их преодолевает — тот поднимается. У меня вот был комплекс — не стать мне профессиональным футболистом. Но я, наверно, в себе его изжил. Перемог как-то. Это знаешь, как в шахматы играть в детстве начинаешь — и у тебя получается лучше всех сначала с соседями по лестничной клетке, потом — во всем подъезде и дворе. А как «на район» выходишь — там уже находятся ребята посильнее. И ты уже начинаешь комплексовать.
Как футбольный шахматист Черенков играл — описывать бессмысленно, мне искренне жаль тех, кто не застал эпоху Федора. Впрочем, могу воспроизвести воспоминания закадычного партнера Феди, Юрия Гаврилова. Итак, убираем игроцкий сленг и называем всех по фамилиям. Как в то советское подцензурное время. Иначе нынешняя читательская поросль многого попросту не поймет.
— Лобановский тогда в сборной доставал всех идеей прессинга. В Европе где-то подсмотрел — так, говорил, в современный футбол только и играют. Однажды заехали только на сбор, а у меня вчера дочка родилась, перебрал, чего уж там, слегка, а тут Лобан рассказывает, что прессинг этот — теперь наше все. И все молчат, кивают, а я возьми да и скажи, что это деревенский вариант — умная команда ведь на второй раз найдет способ противодействия. Лобан, понятно, тогда окрысился, но вскоре нам выпало играть с Киевом, и я говорю Федьке: там будет этот, как его, прессинг, давай их клоунами выставим. А он отвечает: да легко! Короче, картина такая: мяч у наших защитников, я специально к ним лицом разворачиваюсь, чтобы показать, под какую ногу мне мяч отдать. И слышу сзади топот шести ног — пошел он, знаменитый киевский прессинг. И вижу краем глаза, куда рванул Федька. И есть у меня касания от силы полтора, чтобы ему поудобнее прокинуть. И я спиной уже чую, что и на нем двое сидят. Но вроде успеваю. А потом подпрыгиваю — тут же минимум два подката бутс шипованных летят! — и смотрю в этом полупрыжке, как Федька Ярцеву отдает. В касание, понимаешь! Я-то корягу любую мог в его сторону покатить, а он из нее конфетку раз от раза делал! Такую, чтобы Жорка сразу смог пробить. Ну а если Жорке с ходу стукнуть дать, тут все теории современного футбола моментально тухнут. Эх, зря нам Лобан в сборной с Федькой вместе так толком и не дал сыграть....
У Федора выдастся, конечно, великая карьера — на закате ее он даже заграницу французскую зацепить успеет. «Спартак» устроит ему роскошный прощальный матч, пригласив топовую тогда «Парму», мы присядем с Федей на двоих перед банкетом в буфете старого стадиона «Динамо», и он, открывая прощальное шампанское, спросит: ну как сыграл-то, совсем уже сдулся — или?..
И я, как кучу лет назад, отвечу вопросом на вопрос — а на фига уходишь-то, если в таком порядке?
И он спарирует: затем и ухожу — чтобы играющим запомнили. А не доигрывающим — их жалеют, а я вот конца такого не хочу. Ты ж видел, как Бесков в раздевалку заходил? Похвалил ведь — знаешь, как это приятно — чтоб последние в футболе добрые слова были от Константин Иваныча? Больше ведь никто такой уже меня не похвалит...
Ошибался, однако, Федор Федорович. Через пару лет поле его ухода из футбола Бесков примет родное московское «Динамо» и даже выиграет с ним Кубок — по сей день крайний бело-голубой трофей. И в последнем сезоне мэтра будем мы с ним сидеть в прибрежном кафе одного дивного южного города после трудовой динамовской победы. И буду я слегка фальшиво поздравлять Бескова с тем успехом. И потянется к нашему столу вереница любителей автографов — даже я свои пару раз распишусь. Они потом уйдут, на нашем столе окажется благодарственная бутылка коньяку, и когда я буду ее открывать, Константин Иваныч подготовится к тосту:
— Давай, что ли, за нашу популярность.
— За вашу — всегда готов! Хотел спросить — какая ваша идеальная команда?
— Моя-то? Да вот те десять человек, что к нам расписаться на салфетках подходили — и Федя Черенков. Их только расставить вокруг него пограмотнее нужно бы было...
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
