Чем «славятся» Министерство экономического развития и его шеф Максим Орешкин? Постоянно несбывающимися макроэкономическими прогнозами, которые лишь по названию прогнозы. Неудачной накачкой административного ресурса: подчинение Росстата обернулось не улучшением макроэкономических показателей, за которые ответственно министерство, а постоянными скандалами и обструкцией официальной статистики со стороны экспертного сообщества. Высказываниями самого министра, который то берется взвешивать управленческий функционал президента, то предлагает спорные решения поставленных Кремлем задач по принципу школярской подгонки под ответ, то дает ценные указания другим ведомствам. Дело в Максиме Орешкине или в его министерстве?
Главная задача министерства экономического развития – быть впередсмотрящим российской власти в том, что касается экономики. Справляется ли оно с этой функцией? Формально – да. Прогнозы появляются и обновляются.
Но, во-первых, эти прогнозы с самого начала ориентированы на постоянное обновление, которое и происходит вплоть до того момента, когда прогнозы перестают быть прогнозами, описывая уже свершившиеся факты. Привычка к постоянной доделке и доводке равносильна профессиональной деградации. Прогнозисты освобождаются от необходимости заранее указывать на возможные повороты в развитии как мировой, так и отечественной экономики. В результаты прогнозы представляют собой не попытку увидеть разные варианты будущего, а, складывая свои полномочия, покорно следуют за событиями, не претендуя на то, чтобы заранее их увидеть и оценить.
Во-вторых, в прогнозах не прописаны, до что там прописаны, вовсе не указаны меры, которые необходимо предпринять, чтобы сбывались более выгодные для России сценарии. В лучшем случае говорится о том, что при высокой инвестиционной активности будет реализован оптимистичный вариант. Но это не более чем тавтология. Когда же «впередсмотрящее» министерство заявляет о своей позиции по тому или иному решению в сфере экономической политики, то часто возникают вопросы.
Характерный пример: соглашение ОПЕК+. Министерство видит в нем ограничитель экономического роста. На первый взгляд так и есть, ограничения добычи снижают инвестиционную активность нефтяников, этот импульс вызывает негативный кумулятивный эффект в других отраслях. Но разве это полное видение проблемы? Если ограничения добычи снять, то растущее предложение нефти неминуемо обрушит цены «черного золота», как это и было до ОПЕК+. Первое следствие – падение доходов бюджета. Второе следствие – сокращение госфинансирования нацпроектов и падение инвестиционной активности, причем не только со стороны государства. Третье следствие – сокращение экономического роста. Так что простой ответ – сокращение добычи нефти равно сокращению экономического роста неверен. Не учтен отрицательный эффект снятия ограничений.
Все это, однако, не мешает Максиму Орешкину быть оптимистом. Оптимизм - замечательное качество, но когда у министра оно выражается в постоянной уверенности в том, что все, за что он отвечает, в полном порядке, возникает чувство, скажем так, неловкости.
Почему именно неловкости? Проиллюстрируем. Рост, как мы уже видели, замедляет ОПЕК+. Орешкин со своим министерством, которое, строго говоря, этот рост и должно обеспечивать предложениями и инициативами, умывают руки. Идем дальше. Президент поставил задачу вывести Россию на пятое место в мире по уровню ВВП. Орешкин готов доложить: результат уже достигнут. Просто надо кое-что поправить в исходных данных. И предлагает взять за основу не просто темп роста ВВП, а «темп роста ВВП на человека в возрасте 15–64 лет». Обоснование: в России неблагоприятная демографическая ситуация, надо ее влияние снять. При такой базе сравнения Россия уже обгоняет развитые страны, включая Германию. Пятое место уже за нами. Орешкин с задачей «справился». Хотя совершенно очевидно, что задача была поставлена вовсе не для упражнений в подгонке под ее выполнение манипуляций со статистикой.
Еще один пример. России нужно увеличить долю инвестиций в ВВП. Ответ Орешкина: она уже выросла. В недавнем интервью он говорит: «Только фактор роста цен на нефть привел к тому, что в номинальном ВВП инвестиции выросли не так сильно. Если же вы посчитаете их в ценах 2014-го или 2015 года, тогда у вас доля инвестиций в ВВП будет увеличиваться. В текущих ценах она не увеличивается, потому что номинальный ВВП растет быстрее из-за роста цен на нефть. Этот показатель (доля инвестиций в ВВП) не связан с инвестиционной активностью, он связан с волатильностью ценовых показателей». Смысл пассажа ясен: какие претензии к министерству экономического развития? Все дело в колебаниях цен на нефть.
Стоит обратить внимание даже не на перл: «доля инвестиций в ВВП не связана с инвестиционной активностью». У Орешкина прослеживается тот же фирменный ход, состоящий в перекладывании ответственности с себя и своего ведомства. Этот ход - ключ к пониманию шумной дискуссии между Максимом Орешкиным и главой ЦБ Эльвирой Набиуллиной по поводу взрывоопасного, по мнению первого, роста потребительского кредитования. Орешкина стоит процитировать: «Наши оценки говорят о том, что в 2021 году она (финансовая система России. — Н.В.) в любом случае «взорвется», мы до 2022 года ее уже не дотянем. Давайте мы сейчас ею займемся, чтобы в 2021 году не бегать обожженными, с криками, чтобы понимать, что делать сейчас для того, чтобы в 2021 году с этой проблемой не столкнулись в полный рост». Сказано сильно, страшилка на загляденье. А смысл в том, что Орешкин предупреждает: в возможном провале экономики виноват будет ЦБ.
Может быть, дело не только в Орешкине, но и в самом министерстве? Российская экономика претерпевает, по мнению, например, известного политолога Владислава Иноземцева, попятную эволюцию: от рынка к огосударствленному хозяйству. Дело даже не в спорах, какую именно часть экономики контролирует государство. Все больше госкомпаний ориентируется не на конкурентную среду, а на само же государство: в 2018 году бюджетные госзакупки, осуществлялись государством у государственных же компаний на 51% в сфере здравоохранения, на 65% — в услугах, связанных с научной и инженерно-технической деятельностью, и на 77% — в финансовом секторе. С другой стороны, есть пышная гроздь формально частных компаний, которые уже не могут существовать без постоянных госзаказов, которые они с завидной регулярностью, подтверждая репутацию «чемпионов госсзаказов», выигрывают. И это рынок?
В складывающихся условиях Минэкономразвития впору самому начать перестраиваться, ориентируясь на Госплан. Этого, однако, во всяком случае пока, не происходит. Министерство по старой и недоброй российской традиции оказывается перед развилкой. Сколько оно на ней простоит, неизвестно.
А в этом положении, что оно может? Особенно если отказывается активно предлагать и публично лоббировать ясную программу действий правительства (будь то еще рыночную или уже прогосхозяйскую), если предпочитает не связывать слабый рост инвестиций с медленным стартом нацпроектов, если не выступает за ограничение вмешательства силовиков в экономику. Только и остается блистать креативом на чужом поле или предлагать обходные маневры вместо требуемого решения поставленных задач.
Читайте по теме: "Пиррова победа над инфляцией: как считает цены министр Орешкин"
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
