Как корабль назовешь, так он и поплывет. И если название театрального сезона обычно определяется порядковым номером, то именно его составляющие (премьеры) задают темпоритм предстоящему году. 6 августа Театр у Никитских ворот официально соберет труппу и расскажет о планах. А накануне этого события его художественный руководитель Марк Розовский рассказал «МК» об успехе на Авиньонском фестивале и о грандиозных планах на сезон: переосмысленный Достоевский, восстановленный «Амадей» памяти Олега Табакова, скандальная «Лолита» и собственная документальная пьеса о Фанни Каплан.
фото: Геннадий Черкасов— Марк Григорьевич, давайте начнем с Авиньонского фестиваля. Ваш спектакль «Папа, мама, Сталин и я» с успехом прошел во Франции. Как сами оцениваете поездку?
— Мне оценку давать нескромно, но в такой ситуации волей-неволей становишься нескромным. Поездка была блестящей. Ничего подобного мы давно не испытывали. Мы сыграли 21 спектакль в популярном во Франции театре «Курящий пес» и были единственным театром из России, который участвовал в программе Off. После каждого спектакля зал вставал и рукоплескал.
— Сыграть 21 спектакль — крайне сложно даже технически. Насколько я понимаю, вы были не единственным театром, базирующимся в «Курящем псе».
— Да, их было 16. Спектакли начинались в 10.30 и заканчивались в 0.30. Так работал весь Авиньон. У нас было 20 минут для того, чтобы подготовить сцену, но потом получилось делать это всего за 6–8 минут. Актеры работали с феноменальной самоотдачей. Зрители уходили после спектакля в слезах и жали мне руку — там это принято. В Авиньоне огромное количество спектаклей в жанре фарса и гротеска, а у нас был глубинный психологический театр, русская школа театральной игры. Именно она нам очень помогла. Все были поражены самоотдачей наших артистов и их мастерством. Мы добились того, что зрители были взволнованы. Они забывали о других своих предпочтениях и уходили в потрясении.
— Как французы отреагировали на тему вашего спектакля?
— Для них это было внове, ведь все их знание истории подвергалось проверке. То, что мы представили, показалось зрителям Франции чрезвычайно актуальным. Они увидели воочию частную историю моей семьи, которая пострадала от сталинщины во время большого террора. Постановка автобиографична, и Сталин лишь косвенно возникает в этой истории. Это история любви и разрыва, история моей безотцовщины. Но в ней отражена судьба миллионов людей, и многие, как в Москве, так и во Франции, брали меня за локоть и говорили: «А у меня было точно так же». Рассказывая частную судьбу, мы говорили о тех кровавых катаклизмах истории, которые не стоит повторять. Та живучая мерзость сталинщины, которую мы имеем по сей день, была чрезвычайно активно выражена в нашем спектакле. Но не публицистическим способом, а способом глубинного психологического театра. Именно поэтому зрители с особой трепетностью воспринимали историю моих родителей.
— Ударно завершили сезон! Что ждать вашим зрителям в новом?
— Еще в прошлом сезоне я вовсю начал работу над «Убивцем» по «Преступлению и наказанию». Это моя ближайшая премьера, которая состоится в первых числах ноября. Первый акт я уже фактически поставил. Это спектакль о грехе и об ответственности за него, о свободе и беспределе, о том, к чему приводит человека безбожие. Достоевский как был поводырем нашего духа, так им и остается. Перечитав М.М.Бахтина, я понял, какая двойниковость содержится в этом романе и что именно театральными средствами ее можно показать.
— Насколько я знаю, вы собираетесь реанимировать одну вашу известную постановку и даже посвятить ее Олегу Табакову.
— Да, это «Амадей» Питера Шиффера. Когда-то я ставил ее в МХТ им. Чехова с Олегом Табаковым и Мишей Ефремовым, а позднее с Сергеем Безруковым. Этот спектакль шел около 30 лет, и его очень любил Олег Павлович. Собственно, я и привел Табакова в МХТ этим спектаклем. Напомню, тогда у них с Олегом Ефремовым были очень непростые отношения, и мой спектакль стал для них примирительным мостиком.
Делая сегодня спектакль памяти Олега, я отнюдь не буду повторять его. Это невозможно хотя бы потому, что у меня другие актеры — мои актеры. Да, наверное, соревноваться они будут, но только не конкурировать, постараются сделать Моцарта и Сальери по-своему.
— Вы уже утвердили новых Моцарта и Сальери?
— Да, уже есть приказ и распределение. Роль Сальери у меня репетирует Владимир Юматов, а Моцарта — Александр Масалов. В спектакле будет участвовать практически вся труппа. Мы имеем определенные финансовые сложности, потому что это очень дорогостоящий проект для нашего театра. Может, кто-то услышит мой крик души и поможет нам осуществить задумку памяти Олега. Это было бы для нас спасительным.
— Тем не менее на «Амадее» сюрпризы не заканчиваются. Вы планируете ставить «Лолиту»?
— Именно. По пьесе Олби. Я уже обращался к обоим авторам в своей творческой жизни («Не боюсь Вирджинии Вульф», лекция Набокова об «Анне Карениной»). Это будет рискованная работа, но я хочу свести на нет любой налет вульгарности. Это очень чувственная, поэтичная, философская и гротескная вещь и между тем очень нужная. Наше современное понимание секса и эротики очень испорчено, а Набоков как раз сталкивает чистоту с грязью. Он, конечно, на стороне чистоты, и в этом его человечность. Поскольку чувство Гумберта оказалось основано на педофильской страсти, оно привело его к такого рода переживаниям и дичайшим страданиям. Это надо понять и распознать. Тема греха и ответственности за грех — одна из главных в русской культуре.
— Лолита у Набокова, как известно, совсем юное создание. У вас тоже будет играть девочка?
— Здесь дело не в юности. Я придумал одну вещь, чисто театральную. У меня будет играть взрослая актриса, потому что Гумберт Гумберт знает, что она девочка, но он видит в ней женщину. Именно в этом его ошибка и в этом его драма. Вот я и раскрыл вам секрет.
Наконец, завершим цикл премьер моей пьесой «Фанни», которая тоже основана на документальном повествовании. Она станет продолжением цикла моих документальных пьес «Харбин 34», «Папа, мама, Сталин и я».
— Это будет еще один урок истории от Марка Розовского, но на этот раз о Фанни Каплан и Владимире Ленине?
— В общих чертах — да. Но я не хотел бы сейчас обсуждать подробности, потому что еще не доработана сама пьеса. История действительно посвящена Фанни Каплан, которая была обвинена в покушении на Ильича. Но я не буду пока всего рассказывать. Там будут вещи, которые смогут вас поразить, потому что каждый эпизод основан на документальной основе.
— Судя по тому, что вы рассказываете, сезон грядет очень драматичным.
— Да, вы правы. Я хочу, чтобы мы поняли, что сами находимся еще в развитии. Если прошлый сезон казался нам невероятно активным («Капитанская дочка», «Пляшущие человечки»), то будущий должен стать еще активнее. Во всяком случае, раньше Путина я не уйду. Шутка.
Иветта Невинная Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28041 от 6 августа 2019
Как корабль назовешь, так он и поплывет. И если название театрального сезона обычно определяется порядковым номером, то именно его составляющие (премьеры) задают темпоритм предстоящему году. 6 августа Театр у Никитских ворот официально соберет труппу и расскажет о планах. А накануне этого события его художественный руководитель Марк Розовский рассказал «МК» об успехе на Авиньонском фестивале и о грандиозных планах на сезон: переосмысленный Достоевский, восстановленный «Амадей» памяти Олега Табакова, скандальная «Лолита» и собственная документальная пьеса о Фанни Каплан. фото: Геннадий Черкасов — Марк Григорьевич, давайте начнем с Авиньонского фестиваля. Ваш спектакль «Папа, мама, Сталин и я» с успехом прошел во Франции. Как сами оцениваете поездку? — Мне оценку давать нескромно, но в такой ситуации волей-неволей становишься нескромным. Поездка была блестящей. Ничего подобного мы давно не испытывали. Мы сыграли 21 спектакль в популярном во Франции театре «Курящий пес» и были единственным театром из России, который участвовал в программе Off. После каждого спектакля зал вставал и рукоплескал. — Сыграть 21 спектакль — крайне сложно даже технически. Насколько я понимаю, вы были не единственным театром, базирующимся в «Курящем псе». — Да, их было 16. Спектакли начинались в 10.30 и заканчивались в 0.30. Так работал весь Авиньон. У нас было 20 минут для того, чтобы подготовить сцену, но потом получилось делать это всего за 6–8 минут. Актеры работали с феноменальной самоотдачей. Зрители уходили после спектакля в слезах и жали мне руку — там это принято. В Авиньоне огромное количество спектаклей в жанре фарса и гротеска, а у нас был глубинный психологический театр, русская школа театральной игры. Именно она нам очень помогла. Все были поражены самоотдачей наших артистов и их мастерством. Мы добились того, что зрители были взволнованы. Они забывали о других своих предпочтениях и уходили в потрясении. — Как французы отреагировали на тему вашего спектакля? — Для них это было внове, ведь все их знание истории подвергалось проверке. То, что мы представили, показалось зрителям Франции чрезвычайно актуальным. Они увидели воочию частную историю моей семьи, которая пострадала от сталинщины во время большого террора. Постановка автобиографична, и Сталин лишь косвенно возникает в этой истории. Это история любви и разрыва, история моей безотцовщины. Но в ней отражена судьба миллионов людей, и многие, как в Москве, так и во Франции, брали меня за локоть и говорили: «А у меня было точно так же». Рассказывая частную судьбу, мы говорили о тех кровавых катаклизмах истории, которые не стоит повторять. Та живучая мерзость сталинщины, которую мы имеем по сей день, была чрезвычайно активно выражена в нашем спектакле. Но не публицистическим способом, а способом глубинного психологического театра. Именно поэтому зрители с особой трепетностью воспринимали историю моих родителей. — Ударно завершили сезон! Что ждать вашим зрителям в новом? — Еще в прошлом сезоне я вовсю начал работу над «Убивцем» по «Преступлению и наказанию». Это моя ближайшая премьера, которая состоится в первых числах ноября. Первый акт я уже фактически поставил. Это спектакль о грехе и об ответственности за него, о свободе и беспределе, о том, к чему приводит человека безбожие. Достоевский как был поводырем нашего духа, так им и остается. Перечитав М.М.Бахтина, я понял, какая двойниковость содержится в этом романе и что именно театральными средствами ее можно показать. — Насколько я знаю, вы собираетесь реанимировать одну вашу известную постановку и даже посвятить ее Олегу Табакову. — Да, это «Амадей» Питера Шиффера. Когда-то я ставил ее в МХТ им. Чехова с Олегом Табаковым и Мишей Ефремовым, а позднее с Сергеем Безруковым. Этот спектакль шел около 30 лет, и его очень любил Олег Павлович. Собственно, я и привел Табакова в МХТ этим спектаклем. Напомню, тогда у них с Олегом Ефремовым были очень непростые отношения, и мой спектакль стал для них примирительным мостиком. Делая сегодня спектакль памяти Олега, я отнюдь не буду повторять его. Это невозможно хотя бы потому, что у меня другие актеры — мои актеры. Да, наверное, соревноваться они будут, но только не конкурировать, постараются сделать Моцарта и Сальери по-своему. — Вы уже утвердили новых Моцарта и Сальери? — Да, уже есть приказ и распределение. Роль Сальери у меня репетирует Владимир Юматов, а Моцарта — Александр Масалов. В спектакле будет участвовать практически вся труппа. Мы имеем определенные финансовые сложности, потому что это очень дорогостоящий проект для нашего театра. Может, кто-то услышит мой крик души и поможет нам осуществить задумку памяти Олега. Это было бы для нас спасительным. — Тем не менее на «Амадее» сюрпризы не заканчиваются. Вы планируете ставить «Лолиту»? — Именно. По пьесе Олби. Я уже обращался к обоим авторам в своей творческой жизни («Не боюсь Вирджинии Вульф», лекция Набокова об «Анне Карениной»). Это будет рискованная работа, но я хочу свести на нет любой налет вульгарности. Это очень чувственная, поэтичная, философская и гротескная вещь и между тем очень нужная. Наше современное понимание секса и эротики очень испорчено, а Набоков как раз сталкивает чистоту с грязью. Он, конечно, на стороне чистоты, и в этом его человечность. Поскольку чувство Гумберта оказалось основано на педофильской страсти, оно привело его к такого рода переживаниям и дичайшим страданиям. Это надо понять и распознать. Тема греха и ответственности за грех — одна из главных в русской культуре. — Лолита у Набокова, как известно, совсем юное создание. У вас тоже будет играть девочка? — Здесь дело не в юности. Я придумал одну вещь, чисто театральную. У меня будет играть взрослая актриса, потому что Гумберт Гумберт знает, что она девочка, но он видит в ней женщину. Именно в этом его ошибка и в этом его драма. Вот я и раскрыл вам секрет. Наконец, завершим цикл премьер моей пьесой «Фанни», которая тоже основана на документальном повествовании. Она станет продолжением цикла моих документальных пьес «Харбин 34», «Папа, мама, Сталин и я». — Это будет еще один урок истории от Марка Розовского, но на этот раз о Фанни Каплан и Владимире Ленине? — В общих чертах — да. Но я не хотел бы сейчас обсуждать подробности, потому что еще не доработана сама пьеса. История действительно посвящена Фанни Каплан, которая была обвинена в покушении на Ильича. Но я не буду пока всего рассказывать. Там будут вещи, которые смогут вас поразить, потому что каждый эпизод основан на документальной основе. — Судя по тому, что вы рассказываете, сезон грядет очень драматичным. — Да, вы правы. Я хочу, чтобы мы поняли, что сами находимся еще в развитии. Если прошлый сезон казался нам невероятно активным («Капитанская дочка», «Пляшущие человечки»), то будущий должен стать еще активнее. Во всяком случае, раньше Путина я не уйду. Шутка. Иветта Невинная Опубликован в газете