Очень уважаю Юлию Меньшову. Такую красивую, такую умную, такую талантливую. У нее еще отличная реакция, она прекрасно импровизирует. Ну что сказать — звезда! На ее юбилей я решил с ней сделать интервью. А с кем же еще? Она сказала: «Пришлите, пожалуйста, вопросы, я вам отвечу». Да, сейчас такое время, никому доверять нельзя, даже себе. Юле можно.
В этих своих ответах она написала себя, нарисовала свой портрет. Хотела быть правильнее, умнее, лучше, чем есть. Но в результате, по-моему, получилось как-то искусственно, приглаженно. Получилась робот Юля, кукла Юля. Зачем? Я бы тысячу таких ответов отдал за одну непредвиденную эмоцию, грустинку, капельку нетривиальности. Я бы хотел вызвать эту ее эмоцию, сыграть на ней, как на скрипочке. Но, что сделано, то сделано, значит, Юля может быть и такой. А, вообще, поздравляю!
«Дочка Меньшова и Алентовой»
— В 90-х вы были суперзвездой ТВ (мое особое мнение). Насколько адекватно вы отнеслись тогда к этой своей звездности?
— Относилась довольно спокойно, поскольку ценила и ценю в успехе самую суть дела, которым занимаюсь — если оно востребовано и интересно, то я ликую. Личная популярность никогда не была моей страстью и целью, хотя многие воспринимают эти слова как кокетство. Однако наибольшее удовольствие, которое я испытывала в своей профессиональной жизни — это сидеть незамеченной в зрительном зале, на спектаклях, которые я поставила как режиссер, и ловить дыхание людей, которые смеются или плачут ровно в тех местах, которые я именно так и задумывала. В общем, личная популярность иногда приятно сопутствовала моей жизни, иногда доставляла неудобства, но никогда не занимала центрального почетного места.
— Помню, Владимира Меньшова и Веру Алентову тогда называли папой и мамой «той самой Юлии Меньшовой». Смешно, не правда ли?
— Пожалуй, это длилось не слишком долго, — лишь на самом первом пике популярности программы «Я сама». Поскольку влияние телевидения на общество в те годы, в целом, было чрезвычайным, на короткое время оно «заслонило» и театр, и кино. Но довольно быстро ситуация сбалансировалась. Однако я благодарна этому периоду, потому что именно он «клин клином» вышиб ранее сопутствующую мне приставку «дочка Меньшова и Алентовой», и в нашей семье благополучно стали существовать три отдельные личности, каждая на своей орбите.
— Как вам кажется, ТВ — это более низкий жанр по сравнению с театром и кино?
— Никогда не сравнивала их между собой, тем более в категориях «высший» и «низший». Это просто — разные жанры. И разные методы взаимодействия с эмоциями людей. Размышляя в предложенных вами рамках, скучать можно и на плохом спектакле в театре, а в кино — столкнуться с откровенной халтурой, и при этом неожиданно заплакать над телевизионной передачей. Все и всегда зависит от авторства и от идеи, которая лежит в основе любой работы.
— Что вы думаете о телевидении 90-х?
— Оно было интересным. Много экспериментировало. Открывало новые двери — в неизведанные раньше пространства доступности и откровенности. Смело переносило темы «кухонных» разговоров в студию, было актуальным и нужным. Телевидение 90-х меньше развлекало и больше интересовалось насущными проблемами своих зрителей. Но менялось год от года, что, впрочем, неизбежно. Ведь и жизнь не стояла на месте. И интересы зрителя тоже становились разнообразнее.
— А вообще о 90-х что вы думаете? Помните, какой кипеж поднялся в Фейсбуке на эту тему на фоне серых нулевых многие плакались в жилетку, вспоминая недавнее прошлое. Я вот о 90-х, честно говоря, ничего хорошего не скажу. А вы?
— Кипежа в Фейсбуке не помню, поскольку последние года 4 туда почти не заглядываю. Я несколько утомилась многозначительной интонацией монологов, принятой в ФБ. Сейчас меня гораздо больше привлекает лаконичность и динамичность формата Инстаграм. Что касается 90-х, то время было непростое и для многих болезненное, в тех годах навсегда «зашито» очень много жестокой несправедливости. Но эти годы были временем моей молодости и становления. Обрушение всех стабильных систем повлияло на необходимость быстро взрослеть, принимать решения, рисковать и брать ответственность за свою жизнь. Это была невероятная школа. Не говоря о том, что на эти годы пришелся и мой первый успех, и замуж я вышла, и даже сына родила на излете 90-х. Так что, я могу вспомнить немало хорошего. Мне есть за что быть им благодарной.
— Почему вы ушли с ТВ в самый пик популярности (извините за эту пошлость)? Понимаю, не каждый хочет и может быть Познером или Ургантом, но вы действительно так любите кино и театр?
— Я не ушла. Сначала закрылось ТВ6, где я проработала 7 лет, потом мы год выходили в эфир на НТВ, а потом наш контракт не продлили, и на протяжении 10 лет телевидение обо мне не вспоминало. Вернее, время от времени поступали предложения вести какие-то игры (игровые проекты), но они совсем не были мне интересны, и я не соглашалась. Поэтому я и занималась исключительно театром и кино, но, надо сказать, с огромным удовольствием.
«Не все мужики сво…»
— Как вы оцениваете свою кинокарьеру? Честно говоря, видел вас только в «Все мужики сво…» Не впечатлился.
— Свою кинокарьеру я оцениваю как средне-успешную. Может быть, как раз в силу того, что и сама я не выстраивала ее как генеральную линию своей карьеры. Долгое время, работая на ТВ6, я отказывалась от любых проектов, полагая, что к профессии актрисы больше не вернусь. А когда все же вернулась, то была крайне избирательна в материале, и опять-таки часто не соглашалась сниматься. Свою работу в «Бальзаковском возрасте, или Все мужики сво…» — очень люблю, как и весь сериал. Да и зрителям нравилась его ироничная интонация, поэтому у сериала было несколько сезонов. И хотя не все впечатлились, у многих женщин моя героиня вызывала сочувствие и симпатию. Впрочем, на вкус и цвет товарища нет. Последняя работа, которой я очень дорожу, — это сериал «Между нами, девочками». Меня удивляет и кажется невероятно трогательным, что его поклонниками являются не только взрослые женщины и мужчины, а и совсем юные девочки лет 12–13. В Инстаграме у меня несколько фан-страниц, которые ведут именно такие девчонки, и они вообще ничего не знают, например, про «Я сама», но ежедневно постят обработки фотографий моей героини, Елены Николаевны Сайко.
— А все мужики сво…?
— Александр, я столько лет отвечала на этот «оригинальный» вопрос журналистов, что вы меня сейчас просто поставили в тупик. Ну, например, НЕ ВСЕ.
«Мне нравятся такие мужчины, как Игорь Гордин»
— И вот несколько лет назад вы опять вернулись на ТВ. Почувствовали разницу? Вообще, сравните, пожалуйста, телевидение 90-х и нынешних 10-х?
— Разница была, конечно, ощутима. Но детально сравнить сложно. Потому что просто все другое. Впрочем, первые эти ощущения быстро «затерлись», я всегда довольно быстро втягиваюсь в реалии сегодняшнего дня. Не говоря о том, что я настолько глубоко была сразу погружена в свой проект, что моего внимания не хватало на широкий охват, необходимый для оценки «всего телевидения». На сегодня существенная и принципиальная разница с 90-ми, пожалуй, вот в чем: телевидение утратило свои позиции абсолютного и непререкаемого лидера, потеряло связь с молодым зрителем и во многом сильно проигрывает Интернету. В общем, переживает серьезный кризис.
— Когда вы блистательно вели программу «Я сама», наслушались всяких женских личных историй. По-моему, в этом ничего хорошего нет, эти истории ничему не учат, и нужно самой пройти свой путь, сделать свои ошибки. Согласны?
— Собственно, я никогда нигде и не декларировала, что воспринимала программу «Я сама» как инструкцию для применения. Скажу больше, вне зависимости от профессии, от того, сколько ты выслушал историй героинь программы, подружек или попутчиков по купе, от советов пап-мам-бабушек и даже прочитанных книжек, — любому человеку нужно самому идти своей дорогой, делать свои ошибки, набивать свои шишки и добиваться своих побед. Драматургия линии жизни — всегда эксклюзивна.
— Я бы не стал спрашивать про личное, но вы же сами вели программу «Наедине со всеми», где был именно этот формат. Так вот: каких ошибок в своей частной жизни теперь, глядя назад, вы бы постарались избежать?
— А вы так дистанцируетесь от «личного», потому что эта тема вам кажется постыдной? Недостойной интеллигентного человека? Мне-то так совсем не кажется. Я думаю, что личные темы как раз чрезвычайно объединяют людей и перекидывают мостик между, к примеру, академиком и продавцом в магазине. Нам всем близки и понятны проблемы и переживания, связанные с родителями, детьми, мужьями и женами. А меру откровенности ответа на вопрос определяет сам собеседник. Что касается вашего: я абсолютно искренне отвечу — никаких. Скажу больше — пожалуй, я вообще не употребляю сам этот термин: «ошибка». Потому что все, что я переживала в своей жизни, всегда воспринимала в логике «урока» и опыта. И даже наше расставание с мужем я не считаю ошибкой. Четыре года, которые мы провели врозь, позволили нам совершенно иначе потом ощутить ценность семьи, стать терпимее, бережнее, нежнее… Так что даже это событие оказалось в итоге нужным и важным. В общем, как пела Эдит Пиаф: «Нет, я не сожалею ни о чем».
— Вы очень умная, я это вижу. Ум мешает в любви?
— Ум ничему не мешает. Зато многому помогает.
— А вы расчетливы по жизни?
— Нет. Хотя здравый смысл никто не отменял. Но главное, за чем я гонюсь — это собственный интерес к жизни. У меня эта внутренняя мотивировка мало связана с непосредственным статусом или карьерным ростом. И вообще, в любом расчете много предсказуемости и мало импровизации. И потому — скучно.
— Когда я смотрю «Москва слезам не верит», то всем говорю: «Катерина — это я». Да, смотрю и плачу. А Катерина — это вы?
— Нет, я — Юля Меньшова.
— Вам нравятся такие мужчины, как Гоша?
— Нет, мне нравятся такие мужчины, как Игорь Гордин (муж. — А.М.). Кроме наличия ума, я еще и довольно последовательна. И даже вышла замуж за того, кто мне нравится.
— Помню ваше интервью с Людмилой Максаковой в программе «Наедине со всеми». Знаете, его ведь теперь проходят на журфаках и говорят, как нельзя это делать. Или как можно и нужно.
— Да, я знаю, что это интервью вызвало огромный интерес именно у профессионального сообщества. И знаю, что трактовки его абсолютно различны, и варьируются — от негативного образа интервьюера до его эталонного поведения.
— Понимаю, у вас, такой интеллектуальной, была установка на личное. Но почему вы не сориентировались, не поменяли план, когда поняли, что Максакова не будет об этом говорить ни за какие коврижки?
— Потому что поведение Людмилы Васильевны на интервью неверно интерпретировать только как нежелание говорить о личном, тем паче, что все предлагаемые темы были почерпнуты мною из ее же многократных интервью разных лет. Полагаю, что более сложная драматургическая линия поведения заключалась в желании взять под тотальный контроль ситуацию в студии, уничтожив самую суть любого интервью — равного партнерства. Этого я допустить не могла. Не говоря о том, что узко-профессиональная беседа об особенностях преподавания музыки в ЦМШ и деталях репетиционного процесса в театре Вахтангова была не слишком занимательна для людей далеких от профессии. А я всегда уважала своих героев, но в равной мере уважала и своих зрителей.
— Вы выглядели здесь глупо, согласны? Вы боитесь выглядеть глупо? По-моему, как умный человек, нет?
— Нет, не согласна с вами, Александр. Более того, считаю это интервью одной из своих профессиональных побед. Потому что цель любого интервью — это портрет собеседника. И в данном случае он получился настолько ярким, объемным и неожиданным, что помнится до сих пор.
Выглядеть глупо, наверное, никто никогда не стремится. Но не будем забывать о важном уточнении: в чьих глазах ты так выглядишь? В этом смысле я абсолютно спокойно отношусь к мысли, что существует немало людей, готовых назвать меня дурой.
