Почему у России получается на Востоке и не получается на Западе
Если верить пресс-службе президента Турции Эрдогана, то Владимир Путин полностью согласился с его идеей о том , что « международное сообщество должно преподать Израилю сильный и сдерживающий урок». Разумеется, верить пресс-службе Эрдогана ни в коем случае нельзя. И сам турецкий лидер, и его помощники любят очень «творчески» интерпретировать происходящее.
Но благоприятная в смысле наших возможностей сыграть роль посредника ситуация, в которой Москва оказалась на фоне очередного резкого обострения кризиса на Ближнем Востоке, еще раз высветила основной парадокс современной российской внешней политики. В то время, как наши отношения с многими ближайшими соседями и традиционными партнерами никак не выйдут из состояния свободного падения, на Ближнем Востоке у Кремля все тип-топ.
Фото: kremlin.ru Эрдоган и упорно цепляющийся за пост премьер-министра Израиля Натаньяху, лидеры Ирана и наследный принц Саудовской Аравии, официальный руководитель Палестинской администрации Махмуд Аббас и боссы движения Хамас — все эти объединенные в «цепочки противостояния» политики находятся в конструктивных и рабочих отношениях с Москвой. Конечно, и «на солнце есть пятна». Наши отношения с Японией по-прежнему «заперты» в стадии бега по замкнутому кругу.
Стремительное сближение России с Китаем и нормализация наших отношений с Пакистаном вызвало не очень позитивную реакцию у такого нашего традиционного партнера как Индия. Ни о каком конфликте между Москвой и Нью-Дели речь пока не идет. Но некоторые дальновидные эксперты уже указывают на наметившийся дрейф Индии в сторону Вашингтона. Но все эти нюансы не меняют общей картины. Я не припомню другого периода, когда у Москвы на Востоке ( не только Ближнем) наличествовала бы такая большая свобода маневра.
Однако я пишу этот текст совсем не для того, чтобы восхититься дипломатическим мастерством архитекторов нашей внешней политики. Я пишу его для того, чтобы уже в который раз задаться вопросом: почему у Москвы сейчас так много получается на Востоке и так мало получается на Западе? Ответить на этот вопрос в рамках одного текста ( или даже сотни текстов) вряд ли возможно. Но для описания одного яркого явления, которое бросается в глаза, хватит и нескольких абзацев.
Цепь событий, в результате которых наша страна в 90-ые годы фактически перестала быть значимым внешним игроком на Ближнем Востоке и превратилась вместо этого в «политическую приживалку» при США, началась в 1967 году. Что тогда произошло? Знатоки истории ответят, не задумаясь: очередное прямое масштабное военное столкновение между Израилем и арабским миром и решение брежневского политбюро «наказать» Тель-Авив за его военную победу, разорвав дипломатические отношения между нашими странами.
Однако очень быстро выяснилось, что, приняв такое решение, наша дипломатия наказала в первую очередь саму себя. Отказавшись от контактов с «врагом» в виде Израиля, Москва постепенно превратилась в политического заложника «друзей» в виде лидера Сирии Хафеза Асада ( папеньки нынешнего президента), лидера Организации освобождения Палестины Ясира Арафата и прочих «прогрессивных арабских сил». Конечно, причины катастрофического состояния отношений СССР с исламским миром к моменту прихода Горбачева к власти в 1985 году ни в коем случае нельзя сводить к одному единственному решению разорвать дипломатические отношения с Израилем.
Еще более важную роль сыграл такой катастрофический просчет того же самого брежневского политбюро как ввод войск в Афганистан в 1979 году. Но что лежало в основе этого решения? То-же самая видение окружающего мира исключительно в черно-белых тонах: четкое разделение иностранных политиков и государств на «друзей» и «врагов», отказ работать и даже предметно разговаривать с «врагами».
Вспоминать об этом сейчас больно и неприятно. Но на фоне поступательного разрушения дипломатической инфраструктуры отношений между РФ и многими странами Запада мы, на мой взгляд, не можем позволить себе такую роскошь как отказ от копания в своих прошлых ошибках. Разумеется, любые прямые аналогии между «тогда» и «теперь» не просто хромают на обе ноги, а являются абсолютными неуместными.
Нынешний кризис отношений России и Запада — это в немалой степени следствие иррациональной обиды Вашингтона на обозначившийся в путинский период отказ Москвы признать свое поражение в холодной войне и смириться с ролью подчиненного младшего партнера. Россия не отказывается от диалога и идеи улучшения отношений с Западом. У нее просто не получается добиться ни того, ни другого.
И вот здесь непрямые аналогии между «тогда» и «теперь» становятся и уместными, и правильными. Можно ли было себе представить, скажем, в 1981 году, что у Кремля будут пусть небезоблачные, но вполне себе конструктивные и стабильные отношения с Израилем или с Саудовской Аравией и Пакистаном? Нет, нельзя было. Де-факто мы тогда находились в состоянии войны с саудовцами и пакистанцами ( или, вернее, они находились в состоянии войны с нашим «ограниченным контингентом» в Афганистане).
Но «немыслимое» тем не менее произошло. Более того, в 2021 году оно совсем не кажется немыслимым. А раз так, то есть ли реальные основания считать, что наш нынешний конфликт будет «вечным»? Не получится ли так, что еще через лет 20-40 международное положение нашей страны вновь изменится до неузнаваемости? Опираясь на прошлый опыт, можно сказать, что с очень большой долей вероятности, скорее всего, так оно и будет.
Но вот не потеряли ли руководители нашей внешней политики это чувство перспективы? Не слишком ли они зациклились на наших нынешних международных неурядицах и кризисах? Не начали ли они считать их вечными? Я совершенно осознанно оставляю все эти вопросы висящими в воздухе. Будем считать их темами для размышлений. Размышлений, по итогам которых у нашей дипломатии, как я надеюсь, снова получится добиться того, что сейчас кажется немыслимым.
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
