После того как прошлый год российская экономика закончила с ростом на 2,3%, а доходы населения впервые за четыре года поднялись, пусть и символически — на 0,2%, появилась надежда на заметный экономический рывок. Но прошедшие полгода мало что оставили от этой надежды.
Позитивные итоги 2018-го оказались в основном результатом умелых манипуляций с цифрами Росстата, экономический рост замедлился почти до нуля, а реальные доходы населения опять ушли в минус. И это несмотря на то, что цена нефти держалась на стабильно высоком уровне — свыше $60 за баррель. О том, что же происходило в российской экономике в первом полугодии 2019-го, мы побеседовали с доктором экономических наук, завотделом ИМЭМО РАН, научным руководителем Института экономики роста им. Столыпина Яковом Миркиным
в нашем инстаграм — Российская экономика, судя по предварительным статданным, растет, но еле-еле: в I квартале было 0,5%, в мае 0,2%, по итогам года ожидается 1,3%. Где мы находимся — в стагнации, в рецессии, на пути к кризису, в начале подъема?
— Это стагнация, причем долгая. Она будет тянуться годами, если только не произойдет фантастического взлета цен на сырье. В России очень низка норма накопления (инвестиции / ВВП) — 22,7%, согласно Росстату. И так из года в год. Чтобы быстро расти, нужны хотя бы 27–28%. Для сравнения: у Китая норма накопления — 44%, у Индии — 32%.
Мы очень отстаем от мира. В этом году глобальный ВВП вырастет на 3,3%, ВВП развивающихся экономик Азии — на 6,3%, США — на 2,3%. Мы будем самыми медленными на постсоветском пространстве. Прогноз все того же МВФ по росту ВВП Казахстана на этот год — 3,2%, Азербайджана — 3,4%, Украины — 2,7%. Хочется верить в российское экономическое чудо, но пока его нет.
— Между тем Владимир Путин в мае 2018 года поставил перед правительством задачу к 2024 году вывести российскую экономику на темпы роста выше мировых — то есть 3–3,5% в год. Один год уже прошел, темпы роста ВВП только упали, а наше отставание от мира увеличилось. Почему так получилось? И за счет каких драйверов мы собираемся догонять и обгонять остальной мир?
— В нашей экономике все настроено на торможение. Низкая доступность кредита для бизнеса, сверхвысокий процент, избыточные налоги, тяжелейшие административные издержки, огосударствление, денежное опустынивание регионов — и, наоборот, сверхконцентрация ресурсов и собственности в центре. Весь рост сосредоточился вокруг бюджета. Все ищут субсидий, льгот, покрытия затрат из кармана налогоплательщика. Все островки роста там, где бюджет дает льготы. Но такая модель роста заранее обречена на поражение. Бюджет не резиновый. Он не может выдержать и пушки, и масло, и инвестиции, и постоянную откачку средств в избыточные резервы. Так не бывает.
Но и это еще не все. Мы перегружены контролем, надзором, санкциями. Это «экономика наказаний», а не стимулов. Объемы Уголовного кодекса и Кодекса об административных правонарушениях выросли в три раза с момента их принятия. А результат? Доля малого и среднего бизнеса годами — 20% ВВП: в разы меньше, чем в развитых экономиках. Хотя именно там должны быть кипение, инновации, сверхбыстрый рост.
Не знаю, как мы будем расти «опережающими темпами». Только логика «бери больше — кидай дальше» через бюджет, банки и фонды, принадлежащие государству, не сработает. И вяло, и много коррупции, и цены завышены, и никому ничего не нужно, кроме того, чтобы свое содрать. Попробуйте сунуться со своим изобретением в какую-то крупную корпорацию. Или найти под него инвесторов. Пустыня, где везет очень немногим.
— Долгие годы, и даже десятилетия считалось, что состояние нашей экономики критически зависит от цен на нефть. Но сейчас эти цены на высоком уровне, а роста все равно нет. Экономика «отвязалась» от цен на нефть или дело в чем-то другом?
— Не отвязалась. Стабильность в экономике, как ее ни называть — «стагнация» или «замедленный рост» — нефтяная, газовая, сырьевая. Лучше не думать, что будет, если цены на нефть опять уйдут на $25–30 за баррель и потянут за собой вниз газ, металлы, зерно и другое сырье. А они могут. Это во многом спекулятивные цены, цены товарных деривативов на биржах Нью-Йорка, Чикаго, Лондона. По-прежнему доля нефти, нефтепродуктов и газа в структуре российского экспорта составляет около 60%. Для сравнения: в «золотом» 2007 году, когда валюта сыпалась на Россию, доля углеводородов в экспорте была 63%. Как говорится, недалеко ушли. Вся наша более-менее сытая жизнь сосредоточена вокруг этих магических 60–65%.
Если бы вдруг цены на нефть поднялись до $100–120 за баррель, мы бы, конечно, увидели больше румянца на наших щеках. Темпы роста вышли бы за 2–3%. Мечтать не вредно...
— Кризисы в России принято связывать с падением рубля. Но в этом году рубль ведет себя на редкость стабильно, и не особенно падает, даже когда проседает нефть. Почему так происходит и какие факторы в настоящее время угрожают рублю? Могут ли эти факторы привести Россию к очередному кризису?
— Нужно просто помнить историю рубля: стабилизация — все расслабляются, сидят курят, а затем — взрыв, девальвация, падение. Так было в 1994, 1998, 2007–2008, 2014 и 2018 годах. Прогноз — все тот же. Почему? Рубль функционально зависит от мировых цен на сырье и курса доллара к евро. Эти цены — спекулятивные, с высокой сейсмикой, ходят туда-сюда. Впереди будут и глобальные кризисы (как раз сейчас мировая экономика замедляется), и финансовые шоки из-за границы.
Не будем забывать о санкциях — у них длинный эффект. Главная идея — ослабить доступ из России технологиям и финансам. В результате наша экономика — как подрезанное дерево. В таких развивающихся экономиках, как российская, кризисы происходят 1–2 раза в 10–15 лет. И еще. Рубль опять переоценен, ему бы сейчас быть 72–73 руб. за доллар.
Так что лучше не обманываться тишиной. Помнить, что резкое падение рубля было всего лишь год назад. И еще помнить, что сохраняется «спусковой механизм» финансовых кризисов в России, который несколько раз уже сработал ранее. Это «кэрри-трейдеры», спекулятивные инвесторы, большей частью нерезиденты. В минуты роковые начинается внезапное бегство их капиталов из России — с резким падением рубля и вспышкой инфляции.
А сколько нерезидентов сейчас? В облигациях федерального займа, по данным ЦБ и Московской биржи, — 27,8%, в сделках с акциями — 49%, на рынке деривативов — 45%. Так что все наготове. Любая вспышка рисков вне России или внутри нее — и мы сможем вновь увидеть, как молнии полыхают, но только не на небе, а там, где наш родной, любимый рубль.
— В последнее время беды российской экономики принято объяснять внешними, геополитическими факторами: торговые войны, санкции, замедление мирового ВВП. Насколько велики эти риски и как они влияют на нашу внутреннюю экономическую ситуацию?
— Замедление экономического роста в мире влияет прямо и быстро. Меньше спрос на сырье — медленнее мы. Наши главные клиенты — ЕС (42–43% внешнего товарооборота России) и Китай (15–16%) по чуть-чуть замедляются. И с ЕС, и с Китаем торговля построена по одной и той же схеме: туда — сырье, к нам — оборудование, технологии, электроника, высокотехнологичные материалы, ширпотреб. Так что любое сжатие в темпах роста и в спросе немедленно нам передается.
Замедление глобальной экономики — это еще и риски кризиса. В глобальных финансах есть пузыри и проблемные долги. Так что когда-нибудь обязательно грохнет. В 2020-х годах мы это увидим. И в наших полях это сразу же отзовется, как это было в 1997–1998 и 2008–2009 годах.
Если торговая война США с Китаем приведет к частичному отлучению Пекина от западных технологий — мы немедленно это почувствуем. Стали очень зависеть от Китая. Он все больше становится центром модернизации России в замещение ЕС.
Самые сильные риски санкций — технологические. Они развертываются потихоньку, год за годом, но с постоянным усилением. Всё, чтобы Россия стала устаревающей экономикой по принципу Ирана. В 2014 году зависимость России от импорта технологий, оборудования, электроники была, по оценке Минпромторга, 80–100%. Сегодня чуть меньше — 75–90%. Все купим в Азии? Возможно, только какого качества? И все ли купим под давлением США? А если Китай отлучат от соски? Это вызов острее, чем в темпах роста ВВП — все больший разрыв в технологиях между Россией и миром.
— Давайте вернемся от мировых проблем к внутренним. Как вы оцениваете ситуацию с инфляцией? ЦБ утверждает, что все под контролем, и она снижается, граждане же жалуются на рост цен первоочередных товаров, продуктов и услуг. Кто больше прав и почему?
— Для начала определимся, о какой инфляции идет речь. Если о ценах в промышленности, то там все хуже — рост цен в этом году около 10%, в 2018-м был около 12%. Что касается «наших» цен, потребительских, то они в 2018-м официально выросли на 4,3%, в 2019-м ждем пока выше 5%. Конечно, это лучше, чем в 2014–2015 годах, когда цены взлетали двузначно.
Но все знают, что инфляция — это «средняя температура» по больнице. Во-первых, внутри страны цены очень отличаются. Если Москву взять за 100%, то в крупных городах центра и северо-запада России они могут быть на 10–15% ниже, а в Петропавловске-Камчатском — на 55% выше. Так показывает Росстат.
Во-вторых, в расчет инфляции включаются позиции, недоступные для многих семей. Например, отдых в Испании или Греции. Чем ниже доход, тем больше нас заботят простые вещи — продовольствие, коммунальные услуги, транспорт. Считая личную инфляцию, мы думаем прежде всего о том, что покупаем каждый день. И вряд ли о красной икре или коньяке, хотя их цены — тоже «внутри» расчетов инфляции.
В-третьих, любые отдельные скачки в ценах на простые вещи будут убеждать нас, что инфляция — очень высока. Весь наш потребительский опыт, наши наблюдения кричат об этом. И здесь мы всегда будем расходиться с государством. Хотя Росстат публикует данные о росте цен по отдельным товарам. И мы видим, что за пять месяцев 2019 года по стране сахарный песок вырос в цене на 24,4% к соответствующему периоду прошлого года, лук репчатый — +29,2%, картофель — +18,4%, яйца куриные — +14,9%, морковь — +12,0%, табачные изделия — +9,2%, бензин — +7,9%. Такие взлеты по отдельным товарам резко отличаются от средней динамики цен. Когда с ними сталкиваешься лично, неизбежно складывается ощущение инфляции, как очень высокой.
— Кстати, о Росстате. Одним из неожиданных экономических факторов первого полугодия стала степень точности оценок статистического ведомства, которого уличали в ошибках и который подозрительно часто менял методики расчета — реальных доходов, промышленного роста, ВВП, уровня бедности... Насколько можно сегодня доверять официальным макроэкономическим цифрам?
— Росстат обязан измерять объективно. Минэкономразвития отвечает за рост. Подчинение Росстата этому министерству усиливает конфликт интересов, хотя «нагнуть» статистиков можно было и раньше. Такие конфликты в огосударствленных, вертикальных экономиках, подобных российской, снять невозможно. Точно такие же конфликты должны быть в регионах — губернаторы отвечают за исполнение установленных им индикаторов. И в крупных госкорпорациях то же самое — нужно отчитаться о выполнении заданий.
Как быть? Уважать Росстат — он поддерживает огромную открытую базу данных. Надеяться, что мы не станем опять экономикой приписок. Доверять трендам — знаки после запятой могут меняться, но тренды вряд ли. Понимать, что Росстат находится еще и под внешним давлением, препятствующим припискам — его данные включаются в международную статистику. И пытаться делать оценки по независимым источникам, сравнивать с данными о физических объемах — они есть.
— Несмотря на все усилия властей (даже статистические манипуляции), уровень реальных доходов населения продолжает падать. Никто не может толком объяснить почему, если зарплаты растут, а пенсии индексируются. То ли высокая закредитованность населения виновата, то ли теневая экономика... А как вы это объясняете?
— Росстат считает общую сумму денежных доходов населения (зарплаты, социальные выплаты, доходы от собственности, бизнеса и т.п.). В 2018 году эта сумма составила 58,162 трлн руб., в 2017-м — 55,938 трлн руб. Рост — на 3,98%. А рост потребительских цен в 2018-м — на 4,26%. Цены опережают увеличение доходов населения. Значит, вполне логично, реальные доходы падают.
На практике расчеты сложнее. Реальные доходы считают, как «располагаемые» — то есть все, что остается на руках каждого из нас после обязательных вычетов. Минус налоги, взносы, проценты за кредит... Если эти вычеты каждый год становятся все больше — реальным доходам еще хуже.
— Если кратко подводить экономические итоги первого полугодия для России — какова ваша оценка, а также прогноз на второе полугодие: будет лучше или хуже?
— Будет все то же самое. Ускорения нет, есть лишь еле заметный рост. Абсолютное большинство индикаторов января–мая 2019-го хуже, чем в том же периоде 2018-го. Так, кстати, показывает Росстат. Соответственно, базовый прогноз на второе полугодие — будем ползти, как гусеница. Яркого оживления не стоит ожидать — не на чем. Осенью могут начаться тревоги по поводу «индивидуального пенсионного капитала»: новой пенсионной системы, которая может обернуться массовыми поборами населения. Всколыхнуть экономику России может любой внешний шок. Все риски — за границей: мировые цены на сырье, курс доллара к евро, геополитика, развивающиеся финансовые рынки, Брекзит, финансовые пузыри (акции в США, госдолги в ЕС, долги в Китае и т.п.), торговые войны, замедление глобальной экономики. За бортом атмосфера понемногу накаляется, и нашу лодку начинает качать все сильнее.
_Yalta_naberezhnaya.jpg/dw900h500.jpg)
